Hroniky

— Лжешь! Тебя, как магнитом, притягивает к пред

мету вожделения! Вспомни, как представлял бурные сце

ны вашей плотской любви! Она втоптала в грязь достоин

ство, и потому, заслуживает смерти, как неверная жена!

Убей же её!

— Стоит ли мараться! Да и потом, к распутству Лен

ку, вынудило отчаяние. Зая любит меня, но, изо всех

сил, хочет освободиться от этого. Посему, так и посту

пает. Ясно ведь…

— А ты неплохой психолог… Но не забудь, что самое

уязвимое место её — униженное «человеческое достоин

ство». Ибо, Зая — чрезвычайно тщеславное и самовлюб

лённое существо. Считает себя умней всех, хотя глупа, как пробка. Считает, что — красавица… А ты наступил на

слабое место: называл дурой, ни во что не ставил, гнал из

дома, как собаку! Вот и получай, теперь, по заслугам!

— Так суке и нужно! Презираю б дей!

— Если бы пожил в тех условиях, в которых она

оказалась не по своей вине, по другому бы говорил.

Впрочем, распутство Заи имеет наследственные корни.

Женщин, условно, можно разделить на «бл дей» от

рождения и, так называемых, «мам». Хотя суть обоих

типов такова, что, в любом случае, генетически распола

гает к неверности. Это, конечно, крест для мужчин во

все времена!

— Так чего же ты хочешь?

— Накажи! Убей! Будь мужчиной! Отомсти за

обесчещенных родителей! Или духу не хватает?!

Михаил вскипел:

— Да за это её, убить мало! Пойду, разнесу бл й дом!

Он вскочил с кровати, схватил, со стола, кухонный

нож и выбежал из дома. Окна, в норинском вертепе, 330

ярко горели. Михаил, изо всех сил, постучал в стекло.

Показалась голова Ленки.

— Открывай, падла! Счас я тебе устрою!

К удивлению, Зая, как ни в чем не бывало, открыла

дверь. Одета была в спортивный костюм.

— Проходи, гостем будешь! — произнесла совсем

обыденно.

— Ты одна?

— Нет. У меня мужчина. Могу познакомить.

Вместо того, чтоб броситься убивать ненавистного

хахаля, Михаил, почему то, успокоился. Может, невоз

мутимый тон Заи, подействовал на него. Зашел в дом.

Пьяный хахаль дрыхнул голым, едва прикрывшись

одеялом. Ленка села рядом на стул, протянула пачку

сигарет.

— Кури. Как дела у волка одиночки?

— Нормально. А ты, смотрю, балдеешь от активной

сексуальной жизни!

— А, надоело уже… Че, пьешь всё? Только отлечился, и опять за старое?

— Хочу — пью. Тебе то что? Долго еще будешь, бор

дель здесь устраивать? — муж поражался своему бес

страстному голосу.

— Это моё личное дело, — спокойно ответила Зая. —

Смотрю, — совсем даже не ревнуешь...

— Дак я, уже и не люблю, — соврал он. — Закончи

лось всё давно...

— Не любишь? — как то сразу, смешалась Ленка. —

Да и ты, блин, не нужен шибко! У меня мужиков сей

час — прорва!

— Ну и что? Что из этого? Чего добилась, кроме

дурной славы?

331

— А вот нравится, и точка! Ты ведь тоже гуляешь!

— В больнице то?.. Короче, я пошел. Всё равно, —

мы отсюда выселим. Так что, не старайся досадить. На

сквозь тебя вижу. Страдаешь и бесишься от бессилия...

— Пойдем домой? Я же, по прежнему, люблю... —

внезапно, тихо прошептала Ленка.

— Нет. Теперь уже всё. Шанс навсегда потерян…

— Тогда убирайся! Ненавистный! Убирайся вон! —

крикнула Зая так, что хахаль проснулся, подняв пьяную

рожу. Потом, опять уткнулся в подушку.

— Всю жизнь, ведь испортил! Ну, сволочь, еще отом

щу за себя!

— Жаль тебя, дуру. Ни хрена ты не сделаешь… —

бросил Михаил. — Как шмоналась по разным мужикам, так и будешь, всю жизнь, шмонаться, униженная и

оскорблённая, блин! Без детей и крова, продавая свой

жалкий прибор. Это — жизненный сценарий. В общем, пока…

Встал и, пошатываясь, вышел, чувствуя моральную

победу. Но оказавшись дома, вновь и вновь, мучительно, стал прогонять в мозгу всю их совместную, с Ленкой, жизнь. Его переполняли и ревность, и стремление быть

с любимой, и жуткое чувство одиночества, и неспособ

ность что либо изменить…

2.

На следующий день, неожиданно для всех, начался

запой у Игнатия Ивановича. Впереди была уборка кар

тошки, — посему, тем более, было странно, что он, та

кой хозяйственный мужик, вдруг запил. Соседи не дога

332

дывались, что виной тому, стали переживания за сломан

ную жизнь сына, его пьянство, за проститутку сноху; стыд перед соседями и мужиками из цеха, где подраба

тывал.

Мать сразу приняла меры: убрала новое покрывало

с дивана, сняла дорожку и ковры с пола, потому что

всё это, сразу бы превратилось в негодное состояние, от мочи, блевотины и грязи. Уже на второй день, Игнатий

Иванович валялся, как свинья, и дико выкрикивал, в

пьяном угаре, чтобы его похмелили. Находиться рядом

с ним, было невыносимо. Выпив почти полный стакан

водки, алкаш забывался на 20 30 минут, а потом, вновь

начинал, орать благим матом. Ползал на карачках по

комнате, опрокинул бак с запасённой водой. Мать посто

янно сменяла одежду, бегала за «пойлом».

Остановить запой было, практически, невозможно.

Пьяным, Игнатия Ивановича, в больницу не брали. Для

сего нужно было, не только протрезвиться (а он не же

лал этого), но еще, и взять, лично, направление в нарко

диспанцере на лечение. Поэтому оставалось только

ждать, когда алкаш сам, напившись, изъявит желание, прекратить добровольное сумасшествие. Мать пока, пере

шла жить к Михаилу, у которого тоже, шел запой, но

не в такой тяжелой форме…