I

Пыль на дороге уже давно осела, а Готель так и стояла среди улица, словно вся её жизнь

исчезла сейчас за горизонтом.

- Я позволила себе немного убрать в твоей комнате, - призналась осторожно Мария, когда

Готель появилась у подножья башни.

Уборкой комнаты девушка деликатно назвала некоторую перестановку в шкафу. Всё ещё

чувствуя за собой вину, она перебрала и протерла от пыли книги, разложила их по темам и

авторам, и аккуратно уложила обратно, освободив, тем самым, дополнительное место для новых.

- Я думала, ты сегодня пойдешь за молоком, - на следующий день, случайно заметила

девушка.

- Я хотела побыть дома, но если хочешь, - взволновалась Готель.

- Нет-нет, - успокоила маму девушка, - я собираюсь на поляну.

Это были странные дни. Готель почти не отходила от Марии; вдруг давала ей неожиданные

наставления и почти с тревогой следила, как та с ними справлялась.

- Сковороду держи левой рукой, лопатку правой, - появлялась как из ниоткуда она.

- Не тревожься уж так, мам, - снова успокаивала её девушка, - я делала это уже тысячу раз.

- Прости, ты права, прости, - улыбалась Готель, садилась обратно за стол и следила дальше за

каждым движением своей девочки; и так пока не провожала её до постели.

Она сидела у кровати Марии и гладила её по золотым волосам, ласково и ненасытно.

- Я хочу спать, maman, - не выдержав, прошептала девушка.

В эту теплую ночь Готель не ложилась. Она сидела в зале и изо всех сил вслушивалась в

тишину, чтобы услышать за стеной дыхание девочки, и будто слышала его. Так Мария и застала её

поутру, выходя из своей комнаты:

- Как ты меня напугала, - схватилась за сердце девушка, - ты вроде собиралась сегодня в

Шамбери.

- Да, - встала навстречу Готель, - прости, я не хотела, чтобы ты волновалась…, и по поводу

новых книг, я…, знаешь, их может и не быть, - её лицо наполнилось какой-то бесконечной

грустью, почти страданием, - но это ведь ничего, правда?

Глаза Готель стали совсем влажными и, казалось, слеза вот-вот скатится по её щеке:

- Я бы не хотела, чтобы ты очень переживала по этому поводу, - взяла она девушку за руку.

- Ничего страшного, мам, - погладила её по руке девушка, - я люблю тебя.

- Да! - не сдержалась Готель, - я тоже, тоже! Но знаешь, ты тогда так правильно всё сказала.

Ты прости меня, хорошо? Я была слишком эгоистична, - почти плакала она, - ты не должна была

здесь расти, - досадовала она на себя, - ты не должна, - повторяла она, заглядывая безумным

взглядом девушке в глаза.

- Я люблю тебя, мамочка, - обняла её Мария.

- Я знаю, знаю, - немного успокоилась та, - просто…, дай мне знак, если решишь это

изменить сама, - договорила Готель, вытерла слезу и ступила вниз по лестнице.

Погода была равнодушно прекрасна и располагающе ясна к прогулке. Но Готель не пошла в

Шамбери. Она медленно побрела по "туринской дороге" и остановилась возле небольшого

горного озерца; уселась на траву, оперевшись спиной о камень, и несколько часов недвижимо

созерцала, мерцающую в лучах водную гладь. День лениво тянулся по небу, бессонная ночь

давала о себе знать, и Готель прогретая солнцем в душистой траве задремала, а открыла глаза,

когда небесный диск уже едва касался вершин по другую сторону озера. Земля под Готель остыла,

и она решила пройтись. Её путь ещё несколько часов оставался бесцельным; лишь к вечеру

замысловатыми петлями и зигзагами, холмами и рощами она, всё же, вернулась в ущелье.

Поляна полностью заросшая рапунцелем, залилась вечерним, оранжевым светом,

торжественным, но безотрадным. И тишина. Она была слышна уже далеко, но пока не вверилась.

И Готель поднималась ступенями башни, затаив дыхание и горько надеясь не услышать, кроме

этой тишины ничего более.

Непривычная пустота открылась Готель наверху: окно, отворенное по-утреннему скупо, и не

тронутая кухня к обеду. "Похоже, здесь никого не стало уже днём", - сглотнула она, подкативший

к горлу, ком. Она прошла в комнату Марии и быстро закрыла глаза, словно что-то кольнуло её

взгляд. На покрывале лежали длинные остриженные волосы и сложенная бумага - похоже, письмо.

Набравшись смелости, она развернула бумагу, пробежалась по строчкам и так же скоро

свернула назад. "Ты всё решила верно, - проговорила сама себе Готель, глядя на раскинувшиеся по

кровати волосы, - когда-то это должно было кончиться".

Готель провела в пустой башне ещё одну ночь, а на следующий день отправилась в Лион и

снова поселилась там, в своем доме на холме. Она больше не посещала Париж, но несколько раз

ездила в Труа, в аббатство Паркле.

Она снова ходила в собор. В Сен Жан. Но не молилась, а чаще сидела на крайней скамейке и

завидовала надеждам молящихся. Ей же просить у Бога было больше нечего, разве что прощения,

поскольку за свою долгую жизнь она получила все земные блага и совершила все земные грехи.

Из её окна на холме, виднелся шпиль дома спрятанного за другими, один в один похожий на

шпиль её башни, так что, казалось, достаточно отойти на несколько шагов в сторону и можно