I

это что-то! А студень с горчицей! Еле вылезли из-за стола. Часа через три полдничали, потом резались в карты. Причём Хана, хоть и не шулер, но и не лох какой-нибудь, ни разу не выиграл. Играли в буру, храпа, даже в подкидного, невероятно, но Руди всегда выигрывал. Хана внимательно следил за руками, по его требованию поменяли колоду,

не помогло. Обвинив рыжего во всех карточных грехах, упомянув про приличное общество и канделябры, потребовал сатисфакции в шахматы, свёл в ничью и довольный решил вздремнуть. Толерантный Руди не спорил, только поддакивал и улыбался, котяра лукавый! Он даже помог вытащить в палисадник кресло-качалку. Устроился Хана

в тенёчке и так хорошо, умиротворённо и незаметно уплыл от забот всяческих...

– Эй, соня! Проспишь всё на свете, последние штаны украдут, и не заметишь!

– Сморило немного, хозяйка! Устал ожидаючи! – встрепенулся Хана. Очень обрадовался появлению хозяйки, сообразил, наконец-то дадут ему ответ.

Не зря пропадала, видимо, где-то совет держали. Неведение хуже всего, ждать и догонять – это изнуряющее чувство. Оно обрыдло так, что он был готов к любому повороту, слишком много передумал, накрутил себе мыслишек всяческих. Амба, хватит!

А то, как бы от мыслишек этих голова не лопнула.

– Рад видеть поселянку-красавицу в добром здравии! – искренне выразился он,

– позвольте всё-таки представиться. Ханаков Герман Валерьевич! Надеюсь, в ответ тоже представитесь. Приоткроете, так сказать, завесу неизвестности, как звать-величать такую симпатичную молодую барышню!

– Присядь, треплогон, – показала она рукой на лавку под окном вдоль дома, сама уселась рядом.

– Ты зачем, Герман Валерьевич, на портрет подглядывал? Всегда такой любопытный? Ась? Чего молчишь?

– Каюсь, было дело, – сознался, опешивший Хана, – у вас здесь что, камеры установлены?

– Камеры нам не нужны. А ты впредь будь поумней, что ли. Другому любопытному организм повредили бы напрочь, тебя же амулет спасает. Не зря он на тебе, ты береги

его! И сбережёт тебя, и поможет, не забывай, кто на тебя его надел!

– Спасибо за науку, хозяйка, но всё-таки по делу я здесь. А у вас одни тайны, банан перчёный! Я недолго в гостях, а уже притомился мальца от шифров местных.

Сами-то как? Не надоело в подпольщиков рядиться? Ни да, ни нет! Даже имени твоего до сих пор не знаю!

Но тут прилив мужества внезапно куда-то исчез от острого, как шпага, взгляда, и оратор, споткнувшись, вынужден был включить паузу.

– Чудак ты, Отмеченный, придёт время и будешь знать, что тебе положено. Прими как должное, не лезь напролом, как с похмелья без очереди за пивом. Просьба твоя рассмотрена, мне поручили тебе помочь. Тебе! Именно тебе, а не этой...

Уговорила она тебя, вписался по-родственному, ну да ладно! Сиделец этот нашим будет. А зовут меня, кстати, Фаина.

– Ты на бабушку Фалю похожа, какая-нибудь племяшка внучатая, а?

– Да, в детстве ты её так называл, не поспоришь. А я, да, из родни буду.

Потом, за ужином, Фаина подробно проинструктировала гостя. Хана внимательно слушал, Руди сноровисто прислуживал.

– Домой, без захода в деревню, Руди проведёт. Он, кстати, с тобой поедет и пусть поживёт у тебя. Просительницу выпроваживай на родину, скажи, поможем. Кратко, без деталей. Пусть ожидает приезда. Вы ждите от меня звонка, ну, или пришлю кого. Всё! Завтра с утра вам в путь.

IХ

Младая княжна Майя Львовна Фрязина изволили сегодня себе запретить излишнее пребывание в неге утренней, более того, встали явно с той изящной ножки тридцать шестого размера, которая благоволит к окружающим. Появившийся на кухне Дуче протёр недоверчивые глаза, узрев так рано поднявшуюся сестру, и озадаченно молчал целую минуту. Когда услышал пожелание ему доброго утра, а на столе перед ним появился любимый чай с лимоном и тосты с вишнёвым джемом, он уже всерьёз обеспокоился.

– Майка, колись, чего натворила?

Обняв его за шею и чмокнув в щёку, та с какой-то печальной нежностью заверила, что всё в порядке, всё хорошо, чем ещё больше насторожила братца. Встать пораньше, сготовить, пусть примитивный, но всё же завтрак, при этом не царапнуть ядовитым словом,

не сделать едкое замечание, да просто даже слова не сказать супротив? Дуче слишком хорошо знал свою сестрицу, чтобы поверить в такую реинкарнацию! Нет, отношения между ними были лучше некуда, они искренне любили по-родственному друг друга,

но это не мешало им спорить, пикироваться по каждому поводу и беззлобно наделять прозвищами и характеристиками, подначивать и подшучивать друг над другом.

Как-то Лафет, в силу частой посещаемости их дома, стал свидетелем их обычной перепалки, а Дуче, забыв про статус присутствующего кавалера, неосторожно употребил сравнения типа "моя изжога" или "любимая судорога". Фреза вовремя утащила на улицу фаворита, тот уже начал каменеть лицом, там она популярно объяснила, чтобы и в мыслях не держал дурного и чёрного, а с братом у них прекрасные отношения. Просто