Янек тяжело вздыхает. Мол, что с неё возьмёшь...
- Дура, - беззлобно говорит Васюта. - У тебя ж нарукавник!
Я смотрю исподлобья. "Лапушка" мне как-то больше нравится. А он ещё и при Янке обзывается.
Наплевав на стойку, становлюсь, как мне удобно. Натягиваю до упора. Счас я вам покажу! Да пусть хоть в синее небо уйдёт, лишь бы пар выпустить.
- Эй, эй, - встревожено дёргается Янек. Но я уже спускаю тетиву. Стрела пробивает щит на ладонь от Янкиной. И увязает наполовину.
- Ой, - снова сконфуженно говорю я.
Васюта крякает, передвигает плашку дальше. Янек озадаченно чешет затылок.
- Пятнадцать шагов, - говорит Васюта. - Моих. Заступать не смей. Стойку держи, как можешь.
Я плетусь на новую Голгофу. Вздохнув, пытаюсь прицелиться. Руки дрожат.
Сейчас он меня опять дурой назовёт. Не расслабляйся, Ванька.
Намеренно опускаю лук, даю рукам полминуты отдыха. Стойка. Прицеливаюсь тщательно. Стрела уходит в край щита. Янка подаёт мне ещё одну.
- Не выцеливай, - шепчет он.
Снова вскидываю лук. Железными пальцами Васюта едва не выворачивает мне плечи, правя. Я мысленно протягиваю траекторию к ярко-красному оперению Янкиной стрелы, - и вновь попадаю на ладонь рядом.
- Стрелы собирай, - командует Васюта.
Руки у меня трясутся, и хорошо, что можно передохнуть. Оглядываюсь, куда бы положить лук; Янка молча у меня его забирает. Свой он уже держит за спиной, зацепив тетивой за грудь. Две стрелы я подбираю с земли, две кое-как выдёргиваю из щита. Последнюю, утопленную почти наполовину, Васюта вытаскивает пальцами, слегка расшатав, как больной зуб.
- Становись, - командует он.
И никаких сантиментов. Натаскивает меня наравне с Яном. Да и правда, сама напросилась, никто меня в оружейный сарай насильно не тащил.
А если бы потащил, вдруг думаю, сильно бы я сопротивлялась? И мысленно вешаю на сердечную мышцу ещё один замок. Клац!
Дура.
...Никогда бы не подумала, что тренировки - столь тяжкий труд. Рубаха на мне взмокла аж на животе. После пятнадцатого выстрела Васюта, наконец, сжалился.
- Хватит на сегодня. Оружие прибери.
Я добралась до кровати и рухнула. Минут через пять поняла, что если не встану сейчас, не сделаю этого никогда.
Спину сводит судорогой. Двигаю лопатками, пытаюсь потереться о дверной косяк - сама-то не могу массировать, не дотянусь! и решаю: будь что будет, а ванная сейчас моя. Всех разгоню. Вот только рубаху свежую достану, на смену. Тяжёлая крышка укладки едва не выворачивается из-под ослабевших пальцев. Неловко ткнувшись рукой в груду материи, почувствовала что-то твёрдое там, в холщовых и льняных недрах.
Пошарив, выуживаю на свет ларчик... нет шкатулку! Большую, как моя домашняя, для рукоделья. Ух, ты! Моя-то дешёвым гобеленом обтянута, а эта - из бересты, а на крышке - женская фигурка держит в поднятых руках стилизованные колоски, а за спиной у неё кружит солнышко-свастика. Макошь, покровительница всех женских рукоделий, как в нашем деле без неё? Откидываю крышку.
Так и есть, рукодельная! Вот только всё в ней перемешано - нитки, иголки, крошечные ножницы, лоскуты, и бусины. Зато будет, чем заняться вечерами. Ежели Васюта, конечно, позволит, шкатулка-то не иначе, как сестрицы покойной, тут без его разрешения не обойтись.
- Васюта, - заявляю, входя на кухню. - Чур, ванна моя! Никого не впущу, ни живого, ни мёртвого!
К моему удивлению, он не возражает.
- Я тебе уж воды налил. Горячо, смотри, не выскочи. И травок добавил, попарься; cпину, поди, ломит.
...- Оу!- подвываю минуту спустя, выскакивая, как ошпаренная, из воды.- Васюта-а-а! Ты что, сварить меня удумал? Только не вздумай заходить! - добавляю поспешно, потому что он ужё суётся в дверь. - Ничего себе - попарься! Сразу бы в кастрюльку посадил, да на огонь, чего уж там!
- А ты потихоньку, - советует он. И чувствую по голосу - ухмыляется. - Привыкнешь. Мне-то ничего...
- Тебе ничего, - ворчу, окуная на пробу в воду палец и добавляя холодной. - У тебя шкура вон какая толстая, а я существо деликатное, нежное. - Вздохнув, сажусь на край ванны. - Ты сам-то здесь помещаешься? Не тесно?
За дверью смешок.
- Ещё и для тебя место останется.
-Уйди, ирод, не подслушивай! - я швыряю в дверь полотенцем. Опускаю ноги до колен. Горячо, но уже можно терпеть. Немного погодя опускаюсь полностью... почти полностью, улечься не получается - ногам не во что упереться. Рост-то у меня не Васютин! Кое-как пристраиваюсь, опершись спиной о бортик. Всё равно хорошо, хоть и не дома... Минут через десять Васюта деликатно стучится.
- Ты там жива ещё?
- Нет! Как раз вкрутую сварилась. Васюта, а у тебя в укладке шкатулка рукодельная, можно ею пользоваться?
Молчание.
- Эй!
- Какая она из себя? - спрашивает Васюта. Конечно, мужики такие мелочи не помнят.
- Такая... не маленькая, из бересты, с Макошью на крышке. Внутри всякие ниточки, клубочки...
- С Макошью? Узнала? Бери. Полотенце-то дать? - спрашивает он.
- Да... ой, нет! - я вспоминаю, что полотенце у самой двери, брошенное. - Сама возьму. Хитрый какой нашёлся.
Пар наполнен ароматом лаванды, тело моё бел...красное распарено, размякло, вылезать не хочет. Не заснуть бы, а то нахлебаюсь...