i 77717a20ea2cf885

  Поняла, чего ж непонятного. Сама, бывало, через это проходила.

  - Да всё нормально, Гала. Прости, что дёргаю.

  ...Какое всё-таки удобство идти с провожатым!

  Васютина рубаха красивыми складками облегает мои пышные формы и я не раз замечаю плотоядный огонь в глазах встречных мужеского полу. Особенно сынов Востока. Однако наличие моего спутника пресекает попытки познакомиться ближе. Был бы вместо него Хорс, шарахались бы не меньше.

  На крылечке я благодарю Петруху и собираюсь уходить. Он мнётся.

  - Госпожа Ванесса, дозвольте слово молвить!

  Мне смешно.

  - Ну, дозволяю. Молви!

  - Ругают меня, мол, по девам бегаю. А мне всех их жалко, я их честно люблю... - У самого глаза ангельские, с поволокой; и девы его, видать, тоже крепко любят. - Я вот слышал, предки наши на нескольких женились, а не можно ли и мне так?

  В нашем мире у некоторых племён было такое, а вот там, откуда эти русичи появились? Но ведь надо ответить этому телёнку, да так, чтобы потом родители его высокоморальные меня в землю не закопали.

  - Настоящий мужчина, - говорю, и приставляю пальчик к голове его ангельской, - должен любить только двоих женщин. Двоих. Свою мать, - и мать своих детей. Понял, Лельчик?

  И стучу в лоб, как бы вбивая установочку.

  Он ошалело глядит на меня.

  - А откуда... Меня ж так только мамка прозывает...

  - Сердце подсказало, - отвечаю в тон. - Все мы - чьи-то мамки. Иди уж, Лель.

  Он кубарем скатывается с крыльца, спешит обдумать новую для себя истину, я же встречаюсь с задумчивым взглядом Васюты.

  Ещё один день отгорел...

  Среди ночи меня снова накрывает паническая атака. Я сжимаю зубы. Не поддамся. Нужно просто чем-то отвлечь себя. Открываю окно, вздрагиваю от ночного холода

  Издалека слышно нестройное пение. Несколько мужских голосов с чувством выводят:

  - Зачем вы девочки, красивых любите?

  Непостоянная у них любовь...

  Губы невольно разъезжаются в улыбке. Дорогие мои мужики. Русичи. Родненькие.

  Я буду варить вам щи и каши, печь пироги и квасить капусту. Я буду петь, сколько попросите. Я буду учить вас уму-разуму, сколько захотите. Только не меняйтесь. Оставайтесь такими же, в этом жестоком, жестоком, жестоком Мире.

  Глава 5

  - Васюта, - говорю я убито, - у тебя, может, прекрасная лошадь...

  - Это конь! - багровеет он.

  - ... и вся на тебя похожа, - пропускаю мимо ушей его замечание, - но только я её очень боюсь - Или я с неё хлопнусь, шею себе сломаю, или помру со страху. Лучше прибей меня сразу, чтоб не мучилась.

  Он уезжает злой, как чёрт. При этом умудряется так развернуться, что из-под копыт его монстра летят вывороченные комья глины величиной с тарелку. Хорс сердито рыкает вслед.

  Я понуро бреду в дом. Янек подхихикивает.

  - Что?! - поворачиваюсь я к нему. - Что опять не так?

  Тот уже хохочет во весь голос.

  Наконец объясняет: воинского коня следует называть только конём, пусть он и лошадь. Я недоумеваю. Почему?

  - Ну... Конь он и есть конь. Жеребец, - объясняет Ян, и в глазах его пляшут весёлые Васютинские искорки. - Зазорно воину на лошади-бабе ездить.

  - А-а, - усиленно соображаю. - Очередная ваша мужеская заморочка... Всё равно не понимаю.

  - И понимать нечего. Просто запомни.

  ... Нет, начиналось всё неплохо. С утреца, налюбовавшись на атлетические игрища во дворе, я накормила своих... н-да, пусть будет так, своих мужиков завтраком и занялась заготовкой к большому обеду. Была у меня задумка поставить тесто для пирогов, и я всерьёз обдумывала, сделать ли мне открытый или закрытый пирог, с капустой или с яблоками, с грибами или с мясом... А может, кулебяку на четыре угла? Размышления мои были прерваны топотом копыт во дворе, настолько мощным, аж земля содрогалась. И прямо в раскрытое окошко впёрлась наглая лошадиная морда, угольно-чёрная, с растрёпанной гривой... Заметила на подоконнике яблоко и тут же его схрупнула.

  - Это что же такое? - только и спросила я.

  А у самой в руке ещё одно яблоко.

  Конь пыхнул на меня, потянулся губами, но я опасливо попятилась. Васюта с его спины попытался заглянуть ко мне в окошко.

  - Выходи, - скомандовал нетерпеливо. - Посмотрим, как ты в седле держишься.

  В седле?

  - Никак не держусь, - быстро сказала я. - Не выйду. Не надейтесь.

  Он не понял.

  - Выходи, говорю, прокачу! Ну, хоть на крылечко выгляни!

  Ага. Выгляни в окошко, дам тебе горошку...

  На крылечко-то я вышла. Настолько не в себе, что яблоко так и несу с собой. А этот чёрт кудлатый... я имею в виду коня, у меня его прямо из руки - хруп! И звук при этом такой камнедробительный, будто в пасти у него молотилка работает. А сам такой громадный... навис надо мной, как туча. Мышцы бугрятся, глаза горят, в общем, кроме масти - весь в хозяина. Даже грива в колечках, как борода у Васюты. И всадника чумового у себя на спине словно и не замечает, сам передо мной красуется.

  Конь-огонь, в общем, только пар из ноздрей не вырывается.

  - Э-э... - сказала я. - Это вообще обязательно? В седле?

  - Тебе ж через неделю ехать. - Васюта развернул зверюгу ко мне боком. - Пешком я тебя не пущу, ноги оббивать. Давай-ка, садись.

  И наклонился, и лапищу ко мне потянул. Я на всякий случай даже руки за спину спрятала. Головой замотала.