- Кроме меня и Розенгольца - очень надменного человека, много о себе мнящего, но по сути - малопригодного к какой-либо административной деятельности, в комиссию вошли инженер Райнов, химик Ададуров, член Коллегии Военно-Технического Управления Косяков и ещё один тип — несомненно, назначенный из ГПУ. С нами же ехали и два немца: доктор Штольценберг и его помощник, немецкий инженер, который должен был остаться в России в случае, если ему будет дан заказ на постройку завода.
- На меня была возложена очень серьезная и ответственная задача: определить стоимость завода, как его зданий, так и оборудования и установить, какие меры надо принять, чтобы пустить его в ход. Эти данные были нужны Военному Управлению, чтобы в договоре с немцами указать, какой капитал вкладывает СССР в это общее дело: чем выше окажется стоимость нашего вложения - тем больше мы будем в праве требовать с немцев.
- По приезде обратно в Москву мы представили полный отчет о состоянии завода, который был принят в соображение во время дальнейших переговоров. Одновременно с нами, доктор Штольценберг подал смету на полное переоборудование Самарского завода с целью установления производства обусловленных количеств фосгена и иприта. Переговоры относительно заключения контракта затянулись почти на всю осень (я даже успел побывать ещё раз в Германии) пока, наконец, не пришли у договору, что мы должны были привести вы порядок старые цеха и построить новое громадное здание для снаряжения снарядов ядовитыми газами, а вся аппаратура должна была быть доставлена Германией…
С возмущением:
- Этот «доктор Штольценберг» оказался скользким и бесчестным типом! Он обещал мне, после оформления контракта на подряд - пожертвовать около 500.000 марок в фонд, который должен служить для развития научных исследований от области в защиты от ядовитых газов. Он предполагал, в случае моего согласия, поставить меня во главе этого фонда в России, а также обещал использовать мои знания и заграницей. Он даже спрашивал моего совета, как лучше оформить это дело!
- Но как только контракт Штольценберга был подписан на благоприятных для него условиях, о пожертвовании известной суммы для научных исследований он более не упоминал… А я находил, что мне самому поднимать разговор совершенно неудобно и нецелесообразно.
Негромко резюмирую:
- Лох, это судьба!
Но у профессора оказался великолепный слух:
- Извините, не понял… Какой «лох»?
- Конкретный.
- Ммм… Снова ничего не понимаю из вашего «Нижегородского новояза».
- Я хотел сказать: «Оказанная услуга – уже ничего не стоит».
Вздыхает:
- К великому сожалению, я это понял слишком поздно…
***
В СССР 20-30 годов бзык в части «газов» не уступал таковому же по части авиации.
Лев Давидович Троцкий, как-то выступая с приветственной речью на каком-то собрании, по какому-то случаю, изрёк:
Вслед за этим, по аналогии с «ОДВФ» 19 мая 1924 года в СССР - появилось «Добровольное общество друзей химической обороны и химической промышленности» (ДОБРОХИМ). Если первое действовала под лозунгом: «Трудовой народ, строй воздушный флот!», то основным девизом «ДОБРОХИМа» стал призыв «Массовая защита от газов — дело трудового народа!». По сути, общество было призвано пропагандировать использование химических веществ в мирных целях — но при этом учить защищаться от их боевого применения.
К лету 1924 года был создан Центральный совет «ДОБРОХИМа СССР», который избрал Президиум во главе с Троцким и ревизионную комиссию, секретарем которой был избран Иосиф Уншлихт. При этом руководящим органе были созданы секции: организационно-инструкторская, агитационно-пропагандистская, производственная, финансовая, применения химии в сельском хозяйстве, научно-техническая. Общество быстро набирало обороты: к августу 1924 года были созданы более 50 губернских отделений «ДОБРОХИМА», а с 1 ноября на постоянной промышленно-показательной выставке ВСНХ СССР был открыт и одноименный павильон — в целях популяризации идей и принципов этой организации.
Ну и само собой, призыв вступать в ряды «ДОБРОХИМа» был немедленно растиражирован прессой и в него косяками попёр электорат.