Таким образом, батальонные дела уладились сами по себе… Пока они с Коули торчали в канцелярии полковника, оформляя перевод на новое место преподавателя, в действительности оказавшегося лишь его товарищем по колледжу, тем самым, который не мог отличить правую руку от левой, Титженс опять втянулся с полковником в яростный спор по поводу объединения обрядов англиканской и православной церквей. Полковник, остававшийся полковником во всем, сидел в своем любимом личном кабинете – светлой, оклеенной красными обоями комнате в одном из временных домиков. На плотной, мягкой, байковой скатерти стола перед ним стояла высокая стеклянная ваза, в которой красовались бледные розы сорта, произрастающего на Ривьере, – подарок его очередной юной почитательницы из городского Отряда добровольческой помощи, преподнесенный благодаря тому, что за утонченными чертами семидесятилетнего старика скрывался прелестный, открытый, золоченый томик библейской энциклопедии в кожаном переплете. Он отстаивал свое мнение о том, что союз англиканской и православной греческой церквей представляет собой то единственное, что может спасти цивилизацию. Поэтому препятствовать такому объединению нельзя. Что же касается папского престола, то он, можно сказать, предает дело цивилизации. Вот почему Ватикан не выразил решительный протест против ужасов, практикуемых бельгийскими католиками?..
Титженс апатично выдвинул против этой теории ряд возражений. Первым, что наш посланник в Ватикане обнаружил, прибыв в Рим и выразив протест по поводу резни католических мирян в Бельгии, стали злодеяния русских, которые, едва вторгшись на контролируемую Австро-Венгрией польскую территорию, в тот же день повесили двенадцать епископов римско-католической церкви прямо перед их резиденциями.
Коули в этом время разговаривал с адъютантом, сидя за другим столом. Под занавес своей политико-теологической тирады полковник сказал:
– Мне будет так жаль потерять вас, Титженс. Даже не знаю, что мы без вас будем делать. До того, как вы сюда приехали, я ни на миг не знал покоя с вашим подразделением.
– Насколько мне известно, сэр, в ближайшей перспективе вы меня не потеряете, – ответил Кристофер.
– Ну как же, как раз наоборот. На следующей неделе вы отправитесь на передовую… – возразил полковник и тотчас добавил: – Ну-ну, не сердитесь на меня… Я самым категоричным образом втолковывал старине Кэмпиону, то есть генералу Кэмпиону, что не смогу без вас обойтись. А он в ответ вытянул свои белые изящные, тонкие волосатые ладони и демонстративно показал, что умывает руки.
У Титженса из-под ног ушла земля. Он представил, как будет карабкаться по раскисшему откосу, едва передвигая неподъемные ноги и вжимаясь одышливой грудью в грязь, и воскликнул:
– Проклятье!.. Я не пригоден для такой службы по состоянию здоровья… В моей карте отмечены хронические болезни… По прибытии сюда мне вообще было предписано жить в городе в отеле… И здесь я торчу, только чтобы быть ближе к батальону.
– В таком случае можете опротестовать приказ, обратившись к командованию гарнизона… – не без некоторого рвения произнес полковник. – Надеюсь, так оно и будет… Хотя подозреваю, что вы из тех, кто так не поступает.
– Нет, сэр… – произнес Титженс. – Опротестовывать, разумеется, я ничего не буду… Хотя это может оказаться банальной ошибкой какого-то мелкого клерка… На передовой мне не продержаться и недели…
Глубокие страдания от постоянной угрозы жизни на передовой волновали его гораздо меньше необходимости жутко напрягать ноги в условиях, когда приходится жить по шею в грязи… К тому же, пока он лежал в госпитале, из его ранца испарились все личные вещи – пара приснопамятных простыней Сильвии, – а денег что-то купить у него не было. Не было даже окопных сапог. Все его мысли поглотили фантастические финансовые проблемы.
– Покажите капитану Титженсу его командировочное предписание… – сказал полковник адъютанту, восседавшему за другим столом, тоже покрытым пурпурной байковой скатертью. – Его ведь прислали из Уайтхолла, не так ли?.. Поди сегодня узнай, что и откуда берется. Я называю их «стрелой, летящей в ночи»[6]
.Адъютант, маленький, можно даже сказать миниатюрный джентльмен с нашивками Колдстримского полка и ужасающе нахмуренными бровями, вытащил из кипы бумагу в четверть доли листа, положил на скатерть и пододвинул Титженсу. Его крохотные ладони грозили в любой миг отвалиться от запястий, от невралгии без конца подергивались виски.
– Ради всего святого, если у вас есть возможность, опротестуйте приказ… Мы просто