И будет день

— Что толку сейчас вспоминать, — со вздохом сказал Джаясекара. — Лучше подумаем, где денег достать. — И, помолчав немного, добавил: — Я, пожалуй, съезжу в Боралэсгамуву к Даясене.

Правда, прежде всего Джаясекара вспомнил о господине Сатарасинхе. Но отношения между ними были не настолько близкими, чтобы попросить в долг такую большую сумму. Да и тех ста рупий они пока не вернули… А Даясена был жизнерадостным и никогда не унывающим человеком, которого, казалось, ничто не могло пронять. «Если есть проблема, — любил он повторять, — то есть и способ ее решения». Но когда Джаясекара по пути на автобусную остановку проходил мимо дома господина Сатарасинхе, он замедлил шаг. Если бы господин Сатарасинхе, как обычно, стоял у ворот или был на участке, они бы поздоровались, поговорили немного — и Джаясекара, осмелившись, попросил бы у него помощи. Но господина Сатарасинхе нигде не было видно.

Когда Джаясекара пришел на остановку, ему невольно вспомнилось, в каком приподнятом настроении он сел сегодня утром на автобус. «Насколько же зыбка и неустойчива жизнь, — подумал он. — И как можно совладать с теми силами, которые в любой момент могут бросить человека в бездну отчаяния и безысходности?»

Даясены не оказалось дома, и Джаясекаре пришлось ни с чем возвращаться домой. Он прошел несколько остановок пешком, думая о своих бедах и о жизни вообще — о том, почему люди с таким остервенением рвутся к материальным благам и стремятся подняться хоть на одну ступеньку социальной или служебной лестницы, жертвуя при этом непреходящими ценностями — человечностью и собственным достоинством.

Возвратился домой он совершенно измученным и смертельно усталым. Отрицательно покачав головой в ответ на немой вопрос в глазах Амарасили, он со словами: «Утро вечера мудренее» — трупом свалился в постель.

10

— Вставай! Вставай! Уже утро!

Джаясекара с трудом разлепил глаза: Амарасили, склонившись над кроватью, трясла его за плечи. Джаясекара сбросил одеяло и пошел во двор умываться. Солнце золотыми лучами затопило небосклон на востоке, весело гомонили птицы. Но на душе у Джаясекары скребли кошки, словно где-то совсем рядом притаился питон, который в любой момент мог наброситься на него. Умывшись, он поднялся в дом, Амарасили поставила перед ним чашку горячего чая и села напротив.

— Так что же нам делать? Может быть, собрать вещи и переехать к матери? — предложила Амарасили. — Не оставит же она нас в беде!

— Не хочу я…

— А что, у нас есть другой выход?

— Виджесинхе обещал четыреста рупий. Надо где-то достать еще пятьсот шестьдесят.

— Но где? — Амарасили немного помолчала. — Слушай, мне, кажется, пришла в голову неплохая идея. Мы до сих пор не смогли выкупить мое ожерелье. Если Виджесинхе даст тебе четыреста рупий, то ты сможешь это сделать. И заложи его где-нибудь в другом месте. В последнее время цена на золото здорово поднялась, и за него теперь дадут в два раза больше.

То, что предлагала Амарасили, позволило бы решить одну проблему. Джаясекара подарил это ожерелье Амарасили, когда они только поженились. Но носить его Амарасили пришлось совсем недолго. И сейчас из одного заклада оно должно перекочевать в другой. Но оставалось еще предписание господина Дабарэ и неприятности, которые оно могло за собой повлечь.

Джаясекара поднялся из-за стола — пора было идти на работу. В его жизни начинался еще один день. Что он ему готовил?

Ашока Виктор Суравира СЫНОВЬЯ, НЕ ПОКИДАЙТЕ ДЕРЕВНИ Повесть

ඒ.වී. සුරවීර

නොයන් පුතුනි ගම හැරදා

කොළඹ

1975

1

Что бы Описара Хаминэ ни делала: занималась ли работой по дому, ложилась ли отдохнуть после полудня и даже ночью, во время сна, — она чутко прислушивалась к тому, что происходило на участке, и ей постоянно казалось, что там кто-то бродит — то ли человек, то ли заблудшее животное. Эта привычка появилась у нее после того, как все заботы о хозяйстве — или, вернее, о том, что от него осталось, — легли на ее плечи. Зная о своей мнительности, она не выскакивала поминутно из дома и никому ничего не говорила, но иногда нервы ее сдавали, и она кричала служанке:

— Сопия, ну-ка послушай! Кто-то забрался к нам на участок и рвет кокосовые орехи!

Сопия делала вид, что слушает, и через некоторое время отрицательно качала головой.

— Ничего не слышно, Хаминэ. Это вам показалось.

— Показалось?! — вскипала Описара Хаминэ. — Что тебе, уши заложило? Никому ни до чего дела нет! Скоро из дому вещи начнут выносить, а вы и бровью не поведете!

— Да нет там никого, мама! Тебе просто послышалось, — вступала в разговор Ясомэникэ.

Однако, когда Описара Хаминэ расходилась, не так-то легко ее было успокоить. И чтобы остановить поток бесконечных попреков, Сопия выходила на задний дворик и, постояв там некоторое время, возвращалась:

— Никого нигде нет, Хаминэ. Я обежала весь участок.