И будет день

С помощью таких, с позволения сказать, аргументов люди, подобные моему брату, сеяли плевелы национализма в душах темных, необразованных крестьян.

— Разве в Индии живет всего одна нация? — продолжал я спор. — Тамилы живут лишь на юге Индии. Кроме них в Индии живут еще десятки других национальностей. Для того чтобы страна успешно развивалась, необходимо всем нациям жить в мире и дружбе. Неужели националистический бред настолько затуманил тебе мозги, что ты самых простых вещей не понимаешь? Тамилов хочешь выгнать в Индию, а куда же прикажешь деваться мусульманам, живущим на Цейлоне?

— Ты влюбился в дочку Миначчи, вот и таскаешься в поселок тамилов, — поддела меня сестра.

— Если я узнаю, что ты еще хоть раз ходил к тамилам, скажу своим ребятам, чтобы тебя как следует вздули, — пригрозил мне брат.

— Ах ты паршивый щенок!.. — вскричал я и залепил ему пощечину. Чтобы предотвратить драку, мать и сестра тотчас же повисли на мне, а отец оттащил брата в сторону.

— Не смей затевать скандал! — набросилась на меня мать. — Долго ты еще будешь цацкаться со своими тамилами? Глаза бы мои тебя не видели!

Я бросился в свою комнату, завернул в бумагу два баньяна и саронг и вышел из дома. Ночевал я в конторе нашего профсоюза. Нет худа без добра. С тех пор я стал уделять больше внимания работе профсоюзного комитета. А дел было невпроворот. Наш комитет призывал тогда рабочих на борьбу за справедливую зарплату, против националистов. Националисты — среди них был и мой брат — подстерегали рабочих-тамилов у моста через канал, когда они возвращались из лавок, избивали их, а покупки бросали в канал. Мое возмущение братом дошло до того, что я стал считать его своим врагом. Брат вскоре поступил в университет в Перадении, и после его отъезда в деревне стало немного спокойнее. Однако в Перадении брат нашел себе единомышленников, спутался с неким Джаяратной и принялся разжигать националистические чувства среди студентов.

В газетах публиковались его статьи, в которых он высказывал оголтелые националистические идеи и выступал против употребления тамильского языка в государственных учреждениях даже в тех районах, где тамилы составляют подавляющее большинство. Через некоторое время он стал одним из лидеров сингальских националистов. Это чрезвычайно льстило моему отцу. Он очень гордился своим сыном и высылал ему деньги по первой же просьбе. Мать и сестра также души в нем не чаяли.

Работе в националистической организации брат отдавал все свое свободное время. Однако Джаяратна вскоре переметнулся на сторону федеральной партии[7] и вошел в правительство. После его ухода возглавляемая им организация раскололась на несколько враждебных группировок. О брате докатились такие невероятные слухи, что отец тут же слег. Узнав, что отцу плохо, я побежал домой и отвез его в больницу в Галле. После того как отец немного поправился, я возвратился в наш дом, чтобы вместе со всеми домашними присматривать за ним.

— Такого позора, как твой брат, ты никогда не навлекал на мою голову, — сказал мне отец. — Хватит тебе ютиться на стороне. Возвращайся к нам. А если тебе нужно будет с кем встретиться, пусть приходят сюда.

Скоро моя комната превратилась в филиал комитета профсоюза. И даже мать приветливо встречала не только сингалов, но и тамилов, которые приходили ко мне по делам. Сестра, правда, продолжала еще коситься, но относилась ко мне без прежней враждебности.

Так я вернул свое прежнее положение в семье, не поступаясь своими принципами. Отчасти, как ни странно, я был обязан этим своему брату. Его же постигла расплата. «Интересно, как он сам относится теперь к своим прежним националистическим вывертам?» — думал я. Еще сохранились остатки разрушенного им моста, по которому проходила прямая дорога от поселка рабочих-тамилов к рынку.

Впервые о том, что брат подружился с Парвати Сундаралингам, девушкой-тамилкой, которая приехала в Перадению после окончания колледжа в Джафне, мне сообщил мои друг, который тоже учился в университете. А потом и сам брат написал, что собирается жениться на Парвати.

«Дорогой брат! — писал он. — Мы с Парвати твердо решили пожениться. Ее родители — против. Но ничто не заставит нас изменить своего намерения. Мои родители, как и родители Парвати, будут наверняка проклинать нас. У меня осталась одна надежда — на тебя. Постарайся уговорить мать и отца, чтобы они отнеслись к нам со снисхождением. Только теперь я в полной мере осознал, как непроходимо глуп был раньше».