Вы понимаете, по все бутылки с «Хай спотом» абсолютно одинаковы. Нет возможности отличить одну от другой. Как, по-вашему, мне решать, какие брать?
– Не могу сказать. В любом случае вы этого не делали?
– Нет. Я уже сказал, что просто взял четыре бутылки, которые стояли ближе всего ко мне. Это естественно.
– Да. А затем принесли к столу и открыли
– Я донес их до стола, но, что касается того, кто их открыл, тут мнения расходятся. Мы считаем, что я этого не делал, поскольку. как обычно, поставил их на стол и быстро вернулся к своему стулу, чтобы быть у микрофона. бутылки всегда открывает кто-нибудь другой. И не всегда один и тот же. В этот день это могли сделать Деби, мисс Коппел, мисс Венс, Стронг и Трауб. Я говорил в микрофон и не видел, кто открывал бутылки. Вся операция занимает достаточно много времени, и человеку, проделывающему ее, нужна помощь. Нужно откупорить бутылки, разлить содержимое по стаканам и раздать их. Надо раздать участникам передачи и бутылки.
– А кто занимается этим?
– О, кто угодно, или, точнее сказать, несколько человек одновременно.
Вы знаете, их просто передают – и стаканы и бутылки. После того как напиток разливается по стаканам в первый раз, бутылки остаются наполовину наполненными. так что они передаются тоже.
– Кто же занимался этим в тот день?
– Как раз здесь мы не пришли к единому мнению. – Билл Медоуз заколебался. Он чувствовал себя неспокойно. – Как я уже сказал. все были там: мисс Коппел и мисс Венс, Стронг и Трауб. – вот почему это так сложно.
– Сложно или нет, – запальчиво произнес Вульф, – но помнить, что случилось, особенно такую простую вещь, вполне возможно. Это как раз тот самый момент, в котором больше, чем где бы то ни было, важна ясность. Мы знаем что мистер Орчард получил бутылку и стакан, в котором был цианистый калий, и выпил достаточно, чтобы яд убил его. Но мы не знаем, по крайней мере я, произошло ли это случайно или в результате умысла одного или нескольких присутствующих это очень важный момент. Так или иначе стакан и бутылка были кем-то поставлены перед мистером Орчардом. Кто же поставил их туда?
Вульф посмотрел на присутствующих. Ни у кого не нашлось что сказать, но и причин отводить взгляд также ни у кого не было. Наконец Талли Стронг, снова надевший очки, заговорил:
– Мы просто не помним, мистер Вульф.
– Чушь! – На лице Вульфа появилось отвращение. – Наверняка помните.
Нет ничего удивительного в том, по Крамер ни к какому выводу не пришел. Вы лжете. Все до одного.
– Нет, – возразила мисс Фрейзер. – На самом деле они не лгут.
– Вы неверно употребили местоимение, – перебил ее Вульф. – ое замечание относилось и к вам, мисс Фрейзер.
Она улыбнулась.
– Вы, конечно, можете подозревать и меня, если угодно, но я бы этого не делала. Все выглядит следующим образом. Эти люди не только работают в моей программе, но они к тому же и друзья. Конечно, между ними бывают споры, возникают трения, что вполне естественно для людей, работающих вместе, даже когда их двое, тем более если их пятеро или шестеро. Но они – друзья, а это главное. – Она говорила в таком темпе и с такими интонациями, как будто находилась в эфире. – Это просто ужасно. Мы все помним, как пришел доктор и осмотрел его, потом сказал, что ничего нельзя трогать и никому нельзя уходить. Так можете ли вы всерьез ожидать, что кто-нибудь из них или, если вы включаете и меня, кто-нибудь из нас скажет: да, я дал ему стакан с ядом.
– Содержимое бутылки также было отравлено.
– Хорошо, пусть так. Разве можно ожидать, по кто-то из нас скажет: да, я видел, как один мой друг давал стакан и бутылку, и назовет этого друга.
– Так, значит, вы согласны со мной, по все вы лжете?
– Ни в коем случае. – Мисс Фрейзер была слишком серьезна, чтобы улыбнуться. – Это настолько обычная процедура, по никому не пришло в голову отмечать и запоминать детали. Потом был шок, смятение, приехала полиция, возникло напряжение, так по мы просто плохо все это помним.
Ничего удивительного здесь нет. Я бы как раз удивилась, если бы кто нибудь запомнил детали. Например, если бы мистер Трауб смог уверенно сказать, что мистер Стронг поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом. Это доказывало бы только одно: мистер Трауб ненавидит мистера Стронга, по меня бы очень поразило. Я не верю, чтобы один из нас ненавидел кого-то другого.
– Но это не означало бы, – сухо пробормотал Вульф, – что кто-нибудь из вас обожал мистера Орчарда и отвергал как чудовищную мысль убить его.
– Господи, да кто же мог захотеть убить его?
– Не знаю. Это как раз то, для выяснения чего я и нанят. Если, конечно, яд попал к тому, кому предназначался. Вы говорите, что не удивлены, но я удивлен. Меня удивляет, как полиция не арестовала всех вас.
– Черт возьми, они чуть было не сделали этого, – мрачно сказал Трауб.
– Я была уверена, что они заберут меня, – заявила Мадлен Фрейзер. – Это пришло мне в голову, как только доктор произнес слова «цианид» Я думала не об этом стакане и бутылке и даже не о том, как это отразится на моей программе, а о смерти мужа. Он умер шесть лет назад, отравившись цианидом.