— Правильное, мудрое решение, — Эрик склоняется над ней, с размаху целует в губы. — Скоро буду.
— Я люблю тебя, — летит ему в спину, и рука застывает над слотом замка.
Словно плотину прорвало. Юнис готова говорить ему это снова и снова, в порывах страсти и в трезвом уме, сметая тремя простыми словами его невозмутимую стойкость, вгрызаясь в незащищённую грудь волчьей пастью. Если в его броне и было слабое место, то она нашла его и внедрилась под самую кожу, влезла в душу, скрытую под толстыми слоями железобетона и стали.
— М?
— Я люблю тебя. Больше не пугай меня так.
— Думаю, тебя надо пугать почаще.
Он хитро ухмыляется, закрывая за собой дверь. На лице расцветает довольный до дебильности оскал, от которого наверняка будут шарахаться встречные Бесстрашные, а неофитов и вовсе придётся откачивать нашатырём в лазарете. Если это состояние называется «счастлив», то плевать.
========== 5 ==========
Юнис никогда не возвращается за вещами, в её квартире всегда имеется стратегический запас на непредвиденный случай. Для неё «непредвиденный случай» и «Эрик» почти синонимы, а он за полгода почти безоблачных отношений забыл, каково оно бывало раньше, пока эта мятежная не капитулировала перед его дьявольским, по её же поэтичному выражению, обаянием.
— Переезжаешь ко мне, — сказано очень давно, после трёх безудержных ночей подряд, чтобы не шарахалась больше по тусклым коридорам фракций перед рассветом, как преступница. Чтобы всегда была рядом.
— А ты весьма галантный кавалер, — язвила она, а скрыть алчный до ласк, блестящий от удовольствия взгляд от него не сумела. На следующий вечер явилась с вещами. Но не забыла оставить за собой пути отступления.
Она слишком хорошо его знает; попытается за чем-нибудь вернуться — не впустит или не выпустит, ни тот, ни другой вариант её не устраивает. А его сейчас не устраивает ничего в принципе, вплоть до направления ветра и блядского дождя, который маячит на горизонте не менее блядского Чикаго. Надо было сломать этой твари руку, когда она вытянула её на общем собрании, чтобы участвовать в двухнедельном рейде за Стену. Эрик вслух клянётся себе, что понизит её в должности до посудомойки, чтобы не вздумала больше проверять свою поганую шкуру на везение.
Он привык рассчитывать риски, без устали напоминая ей, что за последний год за Стеной исчезли трое разведчиков и даже её собственный отец много лет назад. А для неё это жизнь, впитанная с младенчества, работа, цель, призвание; она не видела ничего другого, оттого и понимания между ними нет, будто они с разных планет сюда явились. Юнис хватает мудрости это принять, а Лидер готов до хрипоты с ней спорить, прицельно запуская тяжелую артиллерию логических фактов и совсем уж нелогичное:
— Не пущу.
— Макс подписал приказ.
Эрик трёт небритое лицо ладонью, запускает пальцы в волосы, намеренно делает себе больно, и смотреть на её каменно-уверенное выражение лица не хочет. Перед глазами, на графитово-серой стене спальни, словно на экране, объемно и в красках проступает его проклятый пейзаж страха, где его долго и мучительно убивают изгои. Но сейчас в этом адском подвале она, пойманная и подвешенная крюками за самую кожу под отощалыми лопатками, избитая, изнасилованная до покорности, оставленная истекать кровью, пока не сдохнет.
Она стоит бледной тенью у самой двери, на стратегически верной позиции, чтобы свалить, увернуться от цунами ярости, которая бешено клокочет у него в груди, угрожая затопить их обоих. Страх, чёртов страх за неё вылизывает душу сплошной стеной огня, блядская слабость, которых у Лидера фракции Бесстрашных быть не должно.
— Это не первый мой рейд.
За умение подменять страх злостью Эрик заслуживает высший балл.
— Выйдешь отсюда — больше не зайдёшь.
Юнис вылетает за дверь быстрее, чем позволяет сомнениям напасть на неё едкой стаей, жалить до пронзительной боли. Он не должен с ней так, а она слишком сильно отравлена своей любовью, чтобы не терзаться.
Через две недели она вернётся. Но вернётся к себе, оставив его наедине с тлеющим на дне души гневом и пакостным, малодушным желанием возмездия.
***
Эрик редко задумывается, где и когда так беспощадно проебал свою совесть, а сейчас, глядя на своё помятое, заросшее трехдневной щетиной лицо, ему становится до отупения похер на всё. Зеркало в ванной захватывает кусок пространства комнаты, где на постели развалилась вчерашняя неофитка, со странным именем Дарк, мулатка, с чёрным ёжиком волос и тёмной, как кофе, кожей. Лидеры предпочитают блондинок, но в этот раз он не хотел ничего и никого, напоминающего Юнис хотя бы отдалённо.
Полная её противоположность, бывшая Искренняя, до перехода её звали Аделаида или Аделина, мягкое девичье имя, которое этой бешеной малолетке подходило, как седло корове на полях Дружелюбия. Верно, что сменила, но неверно, что на такое пафосное. Для пацана оно больше, или для изгойской шалавы из бара. Трахать её равно, что жевать овсянку без соли где-нибудь в мерзком Отречении вместо бифштекса с кровью. Никакого насыщения, одна лишь разрядка.