Маше и страшно, и смешно одновременно. Мимо с грохотом проносится поезд.
— Ух, выдрала бы я тебя, — говорит Маша Купчинкину. — Ребята, все тут? Пошли, на обед опаздываем.
Она идет впереди, стайка ребят следом.
— Купчинкин, следующий раз доведешь ее — облом сделаем, — слышит она за спиной шепот Андрюшки Новикова.
— А разве я довел? Она не разозлилась, она добрая.
— Балбес стоеросовый, она за нас отвечает…
Ох, как надо торопиться. На обед опаздывать нельзя, а то опять будет скандал. Ну ничего, если хорошим шагом…
Хорошим шагом не получается. А все потому, что, оказывается, кроме организованных детей существуют еще и «дикие». Они живут себе на дачах, ходят куда хотят и делают, что вздумается. Война между лагерными и «дикими» идет давно.
Из окопа, оставшегося после войны, неожиданно вылезает орда «диких» и, вооруженная дерном и комьями земли, неожиданно нападает на отряд. «Диких», конечно, гораздо меньше, но они прекрасно понимают свои преимущества: не было случая, чтобы лагерные, понукаемые воспитателями, не давали деру.
— Быстрей! Быстрей! Бегом! — кричит Маша.
Они несутся, а за ними с боевыми воплями бежит жалкая кучка «диких».
И все-таки не зря Маша прыгала с трамплина. Она вдруг резко оборачивается и с криком: «Футболисты, за мной!» (почему именно это ей пришло в голову, она так и не поняла) — кидается на «диких». Мальчишек уговаривать не надо. С криком «Ура!» они несутся на обидчиков. Те улепетывают со скоростью антилоп, хоть их уже никто не преследует. Только отбежав на порядочное расстояние, один из «диких» орет:
— А у вас вожатая сумасшедшая!!!
Мальчишки рвутся в погоню.
— Не стоит, их же меньше, чем нас, — деловито говорит Маша.
Оставшуюся часть пути на Машиных руках висят уже мальчишки.
— А здорово мы их!..
— Как драпали!..
— Мы бы их, как козявок!..
— Я одному дерном по ноге попал…
— Все целы? — спрашивает Маша.
— Все.
— Купчинкин, ты цел?
— В порядке.
— Иди сюда, чтоб я тебя видела.
На обед, к счастью, не опоздали. Только вошли на территорию — горн.
— Быстро мыть руки и строиться…
И все же этот нескладный Купчинкин сделал свое черное дело. Маша обедала, когда к ее столу подошла начальница и многозначительно сказала:
— После обеда — летучка.
С какой стороны ждать беды, Маша не знала. Летучка началась с речи начальницы:
— Бежит по территории взмыленный Купчинкин. Спрашиваю, в чем дело. И он восторженно — понимаете, восторженно! — говорит, что они во главе с Марией Игоревной устроили драку с местными хулиганами… Мария Игоревна, вы понимаете, что вы делаете?
— Да не было никакой драки и никаких хулиганов! — взмолилась Маша. — Просто два с половиной человека местных ребят… или, может быть, дачников, не знаю… кидали в нас дерном. Ну не бежать же было?
— Какую-то чепуху вы говорите. Как это может быть два с половиной человека? Что это значит «с половиной»? Вы меня тревожите, Мария Игоревна.
Виктор Михалыч умирает со смеху, Маша просто боится смотреть в его сторону, так же как боится, что возьмет сейчас и скажет вдруг: «Это вы меня тревожите, Нина Ивановна». У нее просто на кончике языка это вертится.
— Я советую вам задуматься, — сказала на прощанье начальница.
Каким-то образом слух о том, что Машу ругали, проник в мальчишескую спальню. Маша услышала обсуждение этого вопроса, когда вошла в свою комнату:
— Ты, Купчинкин, или псих ненормальный, или предатель. Понял, кто ты?
— Да я же…
— Оправдываться будешь в милиции. Вот как дам сейчас по тыкве.
— Мальчики, прекратите. Он же сказал правду, — Маша заглянула к ним в спальню. — Все умылись?
— Все!
— Спать. И никаких споров.
— Расскажите что-нибудь, а?
— Ребята, устала, спать хочу…
— Ну, пожалуйста.
— Ну чего ты, Купчинкин, пристал. Спать человек хочет. А вечером расскажете?
— Да. Обещаю. Спать. Полная тишина.
Маша действительно очень устала и хотела спать. Прилегла, только прикрыла глаза и тут же провалилась в сон. Проснулась она оттого, что в спальне мальчиков громко разговаривали.
— Вожатая у нас — классная! Она с нами всегда заодно, — рассказывал кому-то Андрюшка Новиков.
— И не злая совсем. И после отбоя рассказывает. Она не хуже тебя умеет…
— Да? А вы, как последние бабы, уже раскисли?
— Что ты, Лобан, она и тебе понравится.
— Посмотрим.
Новый какой-то голос. Ага, видно, приехал тот самый Лобанов, которого Маша так боялась, еще не увидев ни разу. Пришлось подняться и войти в спальню.
— Что за шум, ребята?
— Лобан приехал, — сказал Купчинкин.
Мальчишки не спали, сидели в постелях.
— Это ты Лобанов? — доброжелательно спросила Маша у новенького — низкорослого смуглого черноволосого мальчика.
— Хотя бы.
— Меня зовут Мария Игоревна.
— Очень приятно, — дурашливо раскланялся мальчишка.
Лицо его Маше не понравилось. Жесткое, нагловатое лицо с неопределенно кривящимися губами.
— Ну, располагайся…
— Не беспокойтесь. Я тут все получше вас знаю.
— И побыстрей, — прикрикнула Маша, — сейчас обход будет.
— А вы уже испугались? — едко спросил мальчишка.