Кир ухмыльнулся. — Не сверкай на меня глазами, а то я счас прямо испугаюсь! Мне бабуля говорила, что дерево по плодам узнают. На хорошем дереве плохое не вырастет, и наоборот, на ядовитом ничего хорошего не найдёшь! Подумай немного…
— К чему это ты? — недоумевала несчастная и промокшая до нитки Катерина.
— Кать, ты от Кащея хоть раз что-то хорошее видела? Нет?
— Нет… Что от него хорошее можно увидеть?
— Так. Значит, он у нас безусловный злодей. Да?
— Ну, да…
— Так с чего же ты взяла, что он тебе начнёт что-то нужное и полезное говорить? Стой! Не спорь со мной. Дослушай! А вот берём Баюна. Ты его отлично знаешь. Да, хитрюга, иногда привирает, ну, ладно, частенько привирает, и лентяй, и лакомка. Но! Он тебе хоть раз что-то плохое сделал? Может, подвёл чем-то? Хоть раз было?
— Нннет, — Катерина настолько закружилась в своих сомнениях, и так обессилила от них, что такое простое соображение ей в голову как-то и не пришло. Все эти дни она металась от надежды, что сейчас Баюн ей что-то объяснит, и до отчаяния, что её действительно используют! Как только она доходила до этого, у неё начинали дико болеть пальцы и ладони, словно от ожогов! Дошло уже до волдырей! Но если раньше она точно знала, что это означает, то теперь уже была не уверена ни в чём! Руки болели ужасно, и пока с ней пытались говорить Степан и Бурый, и пока Кир заводил разговор, а вот сейчас стало чуть легче.
— Кать, это же такой старый-престарый фокус. Перессорить друзей и союзников, а потом легко передавить их по одному. Ну, ты чего? Эй! Кать, ну не реви. Явно у Кота есть причины, чтобы про Гаврилу этого не рассказывать. А вот почему, объяснить он не может. Мало ли… Но неужели же ты всерьез решила, что он что-то плохое может тебе сделать? А Бурый? Кать, ты что?
Кир недаром был человеком наблюдательным, пока он пытался понять, что происходит, особо на её руки внимания он не обращал, а тут краем глаза увидел и ахнул.
— Погоди-ка… А что у тебя с руками? Тебя Кащей пытал что ли? Кать! — он с ужасом смотрел на ожоги.
— Нет. Это не Кащей. Это я сама. Да не смотри ты так испуганно. Тут это бывает. Если я что-то делаю не так, у меня такое происходит с руками, — Катерина тыльной стороной ладони отвела мокрые пряди от лица. — А последние дни я всё время всё делала не так.
— Нифига себе! — Кир повернул Катькины кисти ладонями вверх. — Жуть какая-то! А наши? Они что? Что Баюн-то не понимает, что ты от боли с ума сходишь, мало тут ещё переживаний?! — рассердился Кир.
— Он не знает. Никто не знает. Только ты вот увидел.
— Почему? Кать, ты что? С ума сошла? — Киру аж слов не хватало!
— Я прошу тебя. Никому не говори. Сейчас и так всё трудно. Не надо, пожалуйста. Это уйдет. Я надеюсь, по крайней мере, — Катерина так умоляюще смотрела на Кира, что он очень неохотно пообещал пока ничего не говорить.
— Так, ладно, пока помолчу, а ты давай, приходи в себя. Я не знаю, какая была идея у Баюна, но он тебе не враг! А вот Кащей… Это ж такое дерево поганое, что и плоды с него, сама понимаешь, какие…
— Да. Ты прав, конечно. И чего я в такую панику вдарилась? Наверное, потому, что не ожидала от Кота такой реакции. Сама виновата. Как же так всё забыть… Из-за какого-то урода ледяного! — Катерина увидела на лице Кира изумление, опустила глаза и кивнула. — Да, ожоги уходят. Ты прав, а я нет. Ой, мамочки! Волк!
Кир смотрел вслед рванувшей к двери Катьки и у него от сердца отлегло. — Ну, вот это уже похоже на неё.
Бурый даже уснуть не мог. Он понимал, что названной сестре плохо, очень плохо, помочь ей ничем не мог, и понять толком, что с ней происходит, тоже не мог. Она задавала вопросы про Гаврилу, но это не его тайна, вот он и промолчал. А потом выгнала… И ещё раз выгнала. И плакала и больно ей отчего-то! Очень больно! Волк вздохнул. Силы уходили. Сначала медленно и незаметно, а чем дальше, тем всё больше. Он покосился на собственную лапу. Серебряная шерсть означала то, что он ослабел почти совсем. И тут в коридоре промчались торопливые и такие знакомые шаги, дверь не просто раскрылась, она распахнулась настежь, и Катерина кинулась к нему.
— Волк! Ты что? Ты что наделал с собой?
Он даже голову повернул с трудом. И тут уж Катерина про себя так нехорошо подумала! И так ей стыдно стало! — Волчок! Не надо! Прости меня!
И внезапно ей стало всё равно, что он там ответил или не ответил на какие-то вопросы, и Гаврила этот… Да зачем ей сдался тот Гаврила? Вот же он! Её Волк! Только совсем седой, слабый и даже глаза ввалились от слабости и старости. И это из-за неё! Да разве же стоят какие-то там вопросы и ответы жизни и сил того, кто тебя любит? И кого любишь ты!
— Ты что? Не плачь. Ну, не надо! Я же просто немного устал. Со мной всё хорошо. Сейчас будет. Ты как? Я знал, что тебе очень плохо, а помочь не мог. И, наверное, уже тебе не нужен?