И даже небо было нашим

Мы поели молча, затем не знаю, как у нас завязался разговор. По правде говоря, я не думаю, что смогла бы хоть сколько-нибудь достоверно воспроизвести по памяти беседу, которую мы вели в последующие семь часов, слова спеклись в плотный ком, без начала и конца, и не из-за того, что рассказ Джулианы часто становился слишком взволнованным, путаным и несвязным, но еще и потому, что после почти бессонной ночи в пансионе на меня то и дело наваливалась дремота и до конца поездки мне так и не удалось стряхнуть ее с себя. Я вдруг переставала что-либо понимать, потом опять приходила в чувство, на несколько минут засыпала, а когда открывала глаза, Джулиана снова начинала говорить или я сама задавала ей какой-то вопрос; я, конечно же, неоднократно прерывала ее рассказ, но мой голос был таким пустяком по сравнению с тем фактом, что ей, Данко и Берну пришлось скрываться, по сравнению с поразительными обстоятельствами, которые в итоге привели их двоих на этот дрейфующий остров. Да, наверное, мой мозг расставил эти сведения в правильном порядке, но на самом деле это не имело никакого значения, во всяком случае сейчас.

Каждый раз, очнувшись от этого подобия обморока, я видела за окном совершенно другой пейзаж. Однообразные, бескрайние луга; фермы, затерянные среди пустошей; гряды ноздреватых, как губка, скал; фьорды, падающие с высоты; пляжи, засыпанные вулканическим песком; и единственная дорога, без ограждений, гладкая, бесконечно разворачивающаяся перед нами, к которой Джулиана обращалась более охотно, чем ко мне, словно мое любопытство было для нее нестерпимым. В какой-то момент она и правда сказала злым голосом:

— Ну, думаю, тебе очень хочется знать…

И я ответила:

— Да, я хотела бы знать.

Помнится, тут она развела руками, оторвав их от руля, лицо у нее задрожало, как будто она крепко стиснула зубы, и она произнесла:

— А что дает тебе право знать?

Тогда я опустила глаза на свое обручальное кольцо и повернула его на пальце. На внутренней стороне была выгравирована дата нашей свадьбы — 13 сентября 2008. Вот это, подумала я, это дает мне право.

— Мы долго не могли покинуть убежище, — сказала она. — Скрывались после гибели полицейского. Это еще чудо, что мы тогда не поубивали друг друга. Сидеть втроем взаперти, в подвале, днем и ночью. Месяцами.

— В Греции, — тихо добавила я.

— В Греции? Придет же такое в голову!

— Так поговаривали. Что вы добрались в шлюпке до Корфу, а оттуда — до континентальной Греции. Другие утверждали, что вы отправились в Дураццо.

Она покачала головой. Потом горько, зло усмехнулась:

— Наверное, я что-то пропустила. Похоже, идея Данко в итоге себя оправдала.

— Какая идея?

— Оставить джип на берегу. Я была уверена, что они не клюнут на эту наживку. Черт возьми, спасательный круг на скалах! Явный спектакль! Не хватало только записки: мы отправились туда-то. Ну надо же! Правду говорят, что в мире полно дурачья.

Я тоже была среди этого дурачья. Передо мной снова возникли телевизионные кадры траурной службы, улицы Афин, заваленные бумажным мусором, — место, где я только мечтала побывать и которое вдруг стало почти реальным. Я подождала, пока эта химера рассеется, и спросила:

— Значит, вы не ночевали в Скало?

— Нет, мы никогда не ночевали в Скало. Я даже забыла это название. И мы никогда не были в Греции, нам такое даже в голову не приходило. Вначале мы решили ехать на север.

Я ничего не сказала. Мое молчание по сути означало просьбу продолжать рассказ. На север? А куда именно? И насколько далеко на север? С кем, на сколько и с какой целью?

— Через друзей мы вышли на автоперевозчика. Один полоумный словак, который уже несколько лет колесил по побережью Адриатики, на север и на юг, по два рейса в месяц. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: он не имеет ничего общего с нашим движением. Совсем непохож на защитника окружающей среды. Он водил автовозку.

— Что такое автовозка?

На этот раз Джулиана даже не обернулась.

— Ты что, не знаешь?

Прежде чем ответить, она выдержала небольшую паузу, видимо, чтобы дать этой крупице невежества разбухнуть и еще больше увеличить расстояние между нами.

— Это такой огромный двухэтажный грузовик, на котором перевозят машины. Поняла теперь? Ну вот, этот парень показался нам надежным, и мы не ошиблись. Кое-кто довез нас на своей машине до стоянки, откуда он должен был отправиться дальше.

— Кто вас довез?

— Не имеет значения.

— Кто это был?

— Даниэле. Это был он.

Почему-то мне показался странным ее тон, когда она упомянула Даниэле: словно я обязательно должна была понять, о ком идет речь. Что позволяло ей так думать? Во рту у меня остался привкус сандвича, меня слегка мутило, а еще я чувствовала сонливость и в то же время — неуемное волнение.