И даже небо было нашим

— Он довел нас до стоянки и уехал, а словак появился только спустя полчаса, которые мне показались вечностью. Мы с Данко улеглись на асфальт, у всех на виду, но ничего не происходило. Данко прижался руками и ногами к асфальту, как будто умоляя о чем-то, например, чтобы асфальт поглотил его или хотя бы согрел. Думаю, виной тому было наше подавленное состояние. Я даже понятия не имела, что случилось. У меня были предчувствия, но я ничего не знала. Берн и Данко прибежали ко мне через оливковую рощу и закричали: надо убираться отсюда, скорей, скорей, потом мы сели в машину к Даниэле; Данко все время оборачивался и смотрел в заднее окно, а Берн, сидевший впереди, не обернулся ни разу, но как-то странно положил руки на колени — словно эти руки были не его, подумала я.

Там, на стоянке, пока мы ждали словака (мы прежде никогда его не видели, с ним связывался другой человек), Берн произвел на нас странное впечатление, он как будто одеревенел. Попросил у меня сигарету, я ему ее дала и только в этот момент поняла, откуда эта скованность и почему его руки всю дорогу были точно прикованы к коленям: у него на руках были раны, на которых уже запеклась кровь. Я достала платок и вытерла ему руки, но, чтобы смыть кровь, нужна была вода, хоть немного. Тогда Берн плюнул на платок, дал его мне и подставил руки с необычной для него покорностью. Руки были… какие-то вялые. Я спросила, больно ли ему, а он сказал, чтобы я не волновалась. Я оттерла кровь с одной руки, потом с другой, и, к моему удивлению, на них не оказалось ран. Я посмотрела на него, а он невозмутимо выдержал мой взгляд, своими глазами передавая информацию моим глазам. Так вот что случилось. Так вот что мы сделали. Я закурила, мы с Берном стояли и молчали, а Данко распростерся на асфальте, словно призывая чей-то гнев на свою голову. Это он так объяснил, как бы обращаясь к небу, что имел место несчастный случай. «Они первые на нас напали», — сказал он, и я все поняла.

Вспомнив, как она курила на стоянке в ту роковую ночь, Джулиана достала из кармана ветровки пачку сигарет и спокойно зажгла одну от прикуривателя. Только выпустив из ноздрей дым, она спросила, не против ли я.

— Кури, если хочешь, — сказала я, но у меня было впечатление, что мой ответ ее абсолютно не волнует. Тем не менее она немного опустила стекло и стала выдыхать дым в образовавшуюся щель.

— Когда словак нас увидел, он не был удивлен и не стал ни о чем спрашивать. Он еще раз уточнил название места, куда должен нас доставить. И назвал цену: по двести евро с человека — деньги вперед. Перед тем как отправиться в «Замок сарацинов», мы устроили так, чтобы у каждого были с собой деньги, в том числе и у нас троих, поскольку нельзя было знать заранее, как все сложится. Поэтому мы смогли рассчитаться со словаком. Взяв деньги, он свернул их в трубочку и сунул в карман. Потом показал нам машины, в которых мы должны были ехать: в каждой машине по одному человеку, потому что ехать надо лежа и ни при каких обстоятельствах не поднимать головы. Все это он нам объяснил на ломаном итальянском языке, состоявшем из существительных и неопределенных форм глаголов. Он показал, как подняться на верхний этаж грузовика: там безопаснее. Все машины были марки «Ситроен», мне досталась белая. Я видела, как Данко и Берн забрались в свои машины; при этом, насколько я помню, мы не помахали друг другу, не пожелали счастливого пути, даже не взглянули друг на друга на прощанье. Сиденья в ситроене были покрыты нейлоновыми чехлами; я улеглась на них. Еще до того, как железная громадина автоперевозчика пришла в движение и, описав полукруг, выехала со стоянки, я заснула.

Проснулась я от холода: прошло, наверное, два или три часа, во всяком случае, уже совсем рассвело. В машине было как в морозильнике. Я съежилась, пытаясь завернуться в нейлон, но это не помогло. Словак сказал, что путешествие продлится примерно шестнадцать часов, а я подумала, что при такой температуре столько не продержусь. Вдобавок мне еще захотелось по-маленькому. Наверное, от холода и от волнения. Час я терпела, потом меня начало трясти. Словак не говорил, что по пути будут остановки. Он не дал нам свой номер телефона, к тому же Данко категорически запретил нам включать мобильники, иначе полиция моментально определила бы, где мы находимся. Мне оставалось только протиснуться между передними сиденьями и нажать на клаксон, который я удерживала минуту или две, сжимая колени, чтобы не описаться. Наконец я заметила, что мы тормозим, потом останавливаемся, но прошло еще какое-то время, прежде чем словак открыл дверь ситроена.

— Что ты творишь? — набросился он на меня.

Я объяснила, что мне срочно надо в туалет, и он помог мне слезть вниз.

— Только скорее!