И дети их после них

Так они оказались вдесятером в дядиной квартире, которая, если честно, выглядела ненамного лучше. Тут тоже из стен торчали провода, а на лестнице зияли дыры. Вода текла эпизодически. Ванны поэтому держали постоянно заткнутыми – на всякий случай. Как-то ночью раздался крик: «Пошла!» После чего трубы застонали, краны закашляли. Потекла вода – тонкой коричневой струйкой, потом она посветлела, стала чистой и теплой. Дети с восторгом смотрели на нее, как на чудо.

Прошло два года, и вот Хасин возвращался обратно.

На подъезде к Ньору он съехал с трассы, чтобы выпить кофе на маленькой автозаправке «Тоталь». Был уже седьмой час вечера, он ехал с самого утра, не останавливаясь, не произнеся ни слова, тщательно соблюдая правила дорожного движения. Когда захотелось писать и терпеть стало невмоготу, он облегчился в бутылку из-под воды, которая каталась теперь по полу перед пассажирским сиденьем.

Он возвращался один с карманами, полными денег, такой же молодой и такой же бессердечный. Лицо стало решительнее. Не было больше пушка над губой, волосы он теперь зачесывал назад. На нем была дорогая рубашка от «Армани» и белые брюки. Один только ремень тянул на половину минимальной зарплаты.

Он залил полный бак самого дорогого бензина, выбросил бутылку с мочой и припарковался у кафетерия. Через огромные окна было видно стойку с почтовыми открытками, полку с глянцевыми журналами, холодильники с напитками и невкусными сэндвичами. Два чела в форменной одежде возились за стойкой бара. Открылась дверь, и из кафетерия вышла девушка лет двадцати. Она не глядя прошла мимо «Вольво» – блондинка, сандалии на веревочной подошве, маленькая грудь, джинсовые шортики. У сандалий смяты задники, спутанные волосы – как солома. Она подошла к внедорожнику «Мерседес». В зеркало заднего вида Хасин видел бензоколонку, желтое сияние искусственного света, грузовики, издающие гидравлические вздохи, сменяющие друг друга автомобили с пустыми бензобаками, усталых водителей, следящих за мельканием литров и франков на табло. Над линией горизонта угасал последний свет, перечеркнутый линиями электрических проводов. И надо всем этим сверкала красно-оранжево-синяя вывеска «Тоталь». Внедорожник маневрировал перед выездом на автостраду. На номере значилось: 75. Парижанка, подумал молодой человек.

Он вошел в кафетерий, прошел к стойке и заказал кофе. Один из типов в форме спросил, нужен ли ему сахар.

– Один кофе, – повторил Хасин.

Каждое слово давалось ему с трудом. Тип в форме обслужил его не моргнув глазом.

Там по вечерам люди болтали без конца, попивая на террасах кофе из крошечных чашечек. Хасин провел таким образом немало восхитительных часов в компании дяди и кузенов. Кофе с автозаправки имел очень отдаленное отношение к тому терпкому напитку, который он пил на родине предков. Он фыркнул и стал смотреть на улицу. На него будто навесили замок, устал до посинения. Он встал и спросил, можно ли отсюда позвонить.

– Телефон там, – проговорил парень, указывая на укромный уголок между сортиром и банкоматами.

Хасин заплатил за кофе, он и выпил-то всего глоток, потом пошел в указанном направлении. Опустил в щель пять монет, набрал длинный номер. Ему ответил надтреснутый голос. Молодой человек поинтересовался у матери, как дела. Да, он едет нормально. Все хорошо. Он спросил про котов. Голос снова успокоил его. Хасин дышал спокойно. Надтреснутый голос умолк. Он повесил трубку, постоял какое-то время не двигаясь. Эта пустота больше не удивляла его. Он снова сел за руль. Ехать еще далеко.

Уезжая из Тетуана, отец попросил его позаботиться о матери и проследить за строительством дома. Он рассчитывал на него. Хасин обещал. Хотя предпочел бы, чтобы отец остался и сам занялся всем этим.

– А если ты опять возьмешься за старое, я убью тебя своими руками, – сказал отец.

Эти слова, искренние, тяжелые как свинец, ничего не стоили. Он слишком часто говорил их. К примеру, после той истории с мотоциклом, когда к ним нагрянула полиция. Вообще-то легавые повели себя тогда очень корректно. Отец Хасина сидел на стуле с видом упрямого достоинства, который всегда принимал, когда имел дело с властями, например с социальной помощью. В какой-то момент полицейский спросил у него документы, и он достал толстенную красную папку на резинках. Виды на жительство, натурализация, трудовое соглашение – здесь были все доказательства, терпеливо собиравшиеся в течение тридцати лет. Хорошо, хорошо, сказал тогда полицейский. Потом, прежде чем забрать Хасина, они захотели осмотреть подвалы. В любом случае, у них против него ничего не было, кроме двух-трех брикетов шмали и ножа, спрятанного между пружинами матраса. Они продержали его в комиссариате пять часов. Это и долго, и недолго. Хасин ничего не сказал, ни слова. Его освободили. На следующий день отец объявил, что они уезжают в Тетуан.