До того Хасин несколько раз ездил в Марокко на летние каникулы, но тогда ему не хотелось смешиваться с местными. Они были ему противны. А их ментальность, в которой было что-то средневековое, просто пугала его. Но на этот раз он засел тут надолго и всерьез, а потому успел разглядеть, что пряталось на самом деле под этой якобы косностью. В Эр-Рифе ежегодно производились тысячи тонн смолы каннабиса. Плантации флюоресцирующего зеленого цвета сплошняком покрывали долины насколько хватало глаз. Кадастр закрывал глаза, а народ свое дело знал. Проходимцы всех мастей, с усиками и толстыми животами, сидевшие на террасах кафе и прятавшие свою истинную сущность под респектабельной внешностью, не уступали по части ненасытности заправилам с Уолл-стрит. Деньги от наркоторговли питали страну сверху донизу. На них строились миллионы зданий, города, страна в целом. Ими пользовались все, каждый на своем уровне: оптовики, чиновники, магнаты, наркокурьеры, полиция, депутаты, даже дети. Были мысли и о самом короле, хотя говорить такое вслух не решались.
Как и все, Хасин тоже захотел отхватить свой кусок пирога. Кузен Дрисс достал ему несколько десятков граммов, и он с ходу окунулся в дело, приторговывал понемногу, чуть ли не на улице, втюхивал туристам – мелочь, короче. А дальше пошло-поехало. На эти деньги он купил свой первый килограмм, потом вложился в грузы, отправлявшиеся во Францию и в Германию. Вечерами он возвращался домой, ужинал вместе со всеми, нормально так, как ни в чем не бывало. В голове у него складывались суммы в долларах и франках, а мать тем временем спрашивала, положить ли ему еще овощей.
Подумать только, а ведь его отправили туда на исправление. Эффект получился обратный. Он накачивался наркотиками, таскался по шлюхам, за один день получал столько, сколько его старик зарабатывал когда-то за полгода. Прикольно все же, как работает этот бизнес, если поразмыслить. Во многих отношениях (маршруты доставки, кадры, которыми он пользовался, да и семьи, которые он снабжал по всей Европе) наркотрафик воспроизводит старые карты тяжелой промышленности. Этой желанной коммерцией живет многочисленная рабочая сила, сконцентрированная в городах-спальнях, малообразованная, часто иностранного происхождения, были рабочие – стали мелкие наркодилеры. Но на этом сходство и заканчивается, поскольку философия этого нового пролетариата ближе скорее к коммерческим школам, чем к «последнему, решительному бою».
Хасин оценивал преимущества своей ситуации по сравнению с положением родителей. Даже не считая бабла, которое он заколачивал, ему не надо было тратить попусту дорогое время, маяться от этой рутины, от этой разрушающей душу тягомотины: одно и то же, одно и то же, с понедельника по пятницу, от отпуска до отпуска, без передышки, по кругу, оглянуться не успеешь, как из юности прямиком угодишь на кладбище. Его же деятельность производила впечатление относительной свободы и гибкости. Он мог поздно вставать и бездельничать сколько угодно. Конечно, сама работа была всегда одна и та же – получить сырье, нарезать, упаковать, перепродать, – но все это делалось в произвольном ритме, а транспортировка материала и вовсе была чистой авантюрой. Он чувствовал себя одновременно бизнесменом и каким-то флибустьером, и это было очень даже неплохо.
Самой большой неприятностью оставалась тюряга, через нее все проходили, даже самые крутые, самые ловкие. Стоило им попасться, как государство конфисковывало все их имущество, банковские счета, даже побрякушки у жен забирало. В Марселе, в Танжере роскошные имения месяцами стояли закрытыми, меланхолично приходя в упадок, пока какие-нибудь мелкие придурки не разбивали наконец окно, не занимали комнаты, не начинали испражняться на диваны по пять тысяч монет каждый, оставляя после себя полную разруху и анархистские лозунги на стенах.
Через год Хасин уже считался в своем узком кругу надежным парнем. У него была холодная голова и, кроме того, огромное преимущество в виде французского паспорта. Когда где-то, в Испании или во Франции, возникали проблемы, его отправляли на разведку, он садился в самолет, возвращался, и все было в ажуре. Вскоре ему предложили мотаться туда-сюда на тачке. Первое время он ехал впереди, прокладывая дорогу, но довольно скоро его повысили, и он уже ездил за рулем главной машины. Кортеж отправлялся из Коста-дель-Соль до Виллербана. Одна тачка шла впереди, километрах в десяти от остальных, чтобы предупредить в случае полицейского кордона. За ней – другая, чтобы при необходимости перехватить груз, и наконец главная, с припрятанными в дверцах и в багажнике пятьюстами кило дури. Эта неслась во весь опор, без остановок, делая в среднем двести километров в час. В этой игре Хасин проявил очень ценные качества. К тому же он оказался везучим.