Читаем И дети их после них полностью

– Вот собака, по очереди нас трахал.

– Иногда даже в один день.

– Серьезно?

– Говорю тебе.

– Козел.

– Говнюк.

– Нет, ну какая сволочь!

– Просто больной.

– Извращенец, точно.

– Не то слово.

Ну ладно, посмеялись и хватит, пора вернуться к сути проблемы.

– Так что?

– Что – что? – откликнулась Клем.

– Ну как, хорошо было?

– Ничего.

– Да ладно тебе, зачем тебе несколько недель с ним трахаться, если это было никак?

– Да нет, все хорошо. Ну, я не знаю. Он все же такой… своеобразный.

– Ага, не оценил он тебя на самом деле.

– Честно говоря, он все делает как будто в кино.

Клем сделала ошалелое лицо, схватилась руками за воображаемый конский хвост и в качестве иллюстрации к своим словам сделала несколько резких движений бедрами. Стеф больше не могла:

– Ага, жесть!

– И потом у него такой странный…

Теперь Клем с невинным выражением лица, высоко подняв брови, демонстрировала согнутый мизинец.

– Да уж, – ответила Стеф. – Прямо как у йоркшира.

Клем прыснула со смеху.

– Перестань! Сама ты дура чокнутая!

Девчонки стали тузить друг друга, толкаться, пыхтя как паровоз. Стеф было уже не остановиться.

– Нет, нет, – снова проговорила она.

И, с отвращением глядя на мало впечатляющее пространство, заключенное между ее указательным и большим пальцами, продолжила:

– Такой розовый, мокрый, фу, гадость!

– Ну, это ты, блин, загнула!

Но Клем хотела продолжения.

– А ты заметила? Когда он кончает?

– Что?

– Ну не знаю. Он пыхтит.

Стеф показала: «Уфффф, уфффф, уфффф». Широко раздувая ноздри, она изобразила нечто среднее между сопением быка и пыхтением паровоза.

– А-ха-ха! Ну да, точно! – воскликнула Клем на седьмом небе от восторга.

Такие откровения были неотъемлемой частью их дружбы, наравне с детскими воспоминаниями, безразмерными телефонными разговорами и ванночками кокосового мороженого, поглощаемого под «Грязные танцы». И абсолютной уверенностью в том, что, когда надо, подруга всегда будет рядом. Еще подростками они делились друг с другом познаниями о функционировании интимных частей своего тела, отчитывались после очередной прогулки с парнем, подсказывали одна другой, как избежать цистита или грибка. Их девичьи тела представляли собой такие сложные механизмы, что справляться с ними они могли только вдвоем. Эта близость на гинекологической почве постепенно распространилась и на другие области, они испытывали лихорадочное наслаждение, описывая свои ночные похождения, разбирая своих парней по косточкам, с ног до головы, как в прозекторской. Те слышали, что девицы еще хуже них, что они жестче, безжалостнее, а главное – гораздо конкретнее. Но не верили. А зря. Справедливости ради надо сказать, что ту же анатомическую кровожадность девчонки применяли прежде всего к себе самим. Они без конца рассматривали себя, сравнивали друг с другом и с фото из глянцевых журналов, гордились какой-нибудь сузившейся порой, считая, что любая неправильность в фигуре – вполне резонный повод для самоубийства.

Клем, например, была зациклена на своей «киске». У нее были крупные губы, выступавшие за края на манер крыльев бабочки. Она беспокоилась по этому поводу, словно речь шла о какой-то болезни или уродстве. Стеф не раз пыталась ее урезонить. Но каждый раз, когда у Клем наклевывался новый парень, эта навязчивая идея возвращалась. Как-то, потеряв терпение, Стеф попросила показать, что же у нее там такое.

– Ну и что? Нормальная «киска».

– Нет, а вот тут? Просто кусок мяса какой-то…

– Больная? «Киска» – супер!

– Ага, у самой-то вон какая красивая.

– Говорю тебе, – сказала Стеф.

А пока Симон Ротье получал по полной. Он и дурак, и член у него с гулькин нос, и выпендрежник, и нахал, короче, мерзкий импотент, в постели – полный ноль.

– Ага, но он все же классный.

– Да ладно тебе.

– А пока он здорово постебался над нами.

– Да уж, – согласилась Клем.

Стеф протянула ей бутылку «Севенап». Лимонад был теплый, но Клем все же сделала глоток, чтобы доставить ей удовольствие.

– Ты на меня злишься? – спросила она у подружки.

Стеф уже и сама не знала.

– Мудак он, вот и все.

– Бросишь его?

– Хуже всего, что я даже этого не могу.

– Как это?

– Ну я даже не знаю, мой он парень или нет. Мы этого официально так и не решили.

– То есть? Что ты имеешь в виду?

– Ну его родители, например, думают, что мы просто дружим.

– Ты серьезно?

– Ага, он ни разу меня по-настоящему не представил. Я просто приходила к нему, я могла бы быть парнем – все равно.

– А ты его со своими предками знакомила?

– Знаешь, реально нет. Вообще-то, он с самого начала меня только так кидает. Мы ни разу никуда не съездили вдвоем. Он просто трахает меня, когда ему приспичит. Главное, за то время, что мы вместе, он успел склеить кучу телок. А встречались мы всегда только одни – ни его друзей, ни моих. И потом, ради встречи со мной он не пропустил ни одной тусовки. И в ресторан меня ни разу не пригласил. Ему на все это конкретно плевать.

– А тебе?

– Сама знаешь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги