«И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы

Воет «вьюга-завируха

»[216]в Ленинграде за окном,
а у нас тепло и сухо —
в городской печи огонь!
Для него открыта дверца,
а в печи – войны пожар.
Растревожил снова сердце
дорогой нежданный дар.
Подарил мне папа книжку
«без начала, без конца»,
а теперь под нашей крышей
мы читаем про бойца,
все собравшись в этот вечер…
Кто – страничку, кто – главу…
Перед тем, как спать улечься,
не во сне, а наяву
вижу я войны картины,
слышу каждый звук войны…
Мне, святой Победы сыну,
эти строчки так нужны!
То отец прочтёт, как надо,
журналист и сценарист,
так прочтёт, что Тёркин рядом!
Вот он! Только оглянись!
Широко, чуть хрипловато,
дед-юрист главу прочтёт.
И опять меня отрада
прямо за́ сердце берёт!
Бабушка совсем актёрски
(в юности – за ролью роль!)
ту главу прочтёт, где Тёркин
с бабкой, с дедом сел за стол!
Тётя с опытом сценическим
сказ про старую гармонь
и трагично, и комически
развернёт передо мной.
Никакого телевизора —
лишь вечерние слова!..

В них я вслушиваюсь издали.

Поседела голова.
Ни-ко-го!.. Один я в комнате.
И давно уже – не в той!
Лишь Твардовский тихой полночью
разговор ведёт со мной,
да того гляди откроется
дверь в страну счастливых лет,
и с тобой, Василий Тёркин,
вместе встретим мы рассвет!

«Когда архив отцовский разбирал я…»

Когда архив отцовский разбирал я,
в шкафу три чемодана отыскал.
Вот где моя Вторая мировая!
Она опять невиданно близка.
Блокноты и окопные тетради,
военных фотографий дивный ряд,
медали, ордена́ – как на параде!..
Но я предпочитаю не парад,
а труд извечный над страницей текста.
Какой счастливый адский этот труд!
К нему сумел я приобщиться с детства,
все навыки хватая на лету.
…Возьму с собой домой на невский берег,
а чемоданы эти не возьму.
Я памяти своей дошкольной верю
и этот груз душой не подниму.
Посылки самому себе отправлю —
пусть в Ленинград приедут из Москвы,
а чемоданы эти разломаю…
И вот уже в мешок летят куски.
Мы на Большом проспекте их сжигали.
Легко горел немецкий ширпотреб!
А барахло мы на базар справляли
и превращали в молоко и хлеб.
Да, наши чемоданы понадёжней:
бей, колоти, а им – всё хоть бы хны,
а эти и малец прикончить может,
рождённый после мировой войны.
…Мешки во двор писательского дома[217]
я с грузом запоздалым отправлял.
Архив отца с войны так долго-долго
с историей всемирной я сверял!

Песня о военной любви