Читаем И это называется будни полностью

По тону Додоки не понять, действительно ли он не знает, в чем разница между двумя этими способами, или попросту прощупывает Гребенщикова. Впрочем, выпытать то, в чем не сведущ, Додока не стесняется, всезнающего из себя не строит и от этого только выигрывает в глазах окружающих. Что толку от тех, кто прячет свое незнание, — все равно вылезает наружу.

— Андрей Леонидович считает, что вертикальная громоздка, — вставляет свое слово Збандут. — Шестнадцать метров над землей, тридцать семь под землей, а у нас грунт сплошной гранит.

— Зато у горизонтальной установки оборудование посложнее и подороже, а процесс еще меньше изучен, — отзывается Додока, вольно или невольно выявляя свою осведомленность.

— Я за вертикальную, — заключает Збандут.

— Я за радиальную, — упрямится Гребенщиков.

Додока смотрит на одного, на другого, улыбается. Улыбка у него не то вымученная, не то злая — шрамы от ожогов омертвляют мимику.

— А я против разнотипности оборудования на одном заводе. Лучше всего было бы реконструировать слябинг, увеличить его пропускную способность. Но нужно подсчитать, что выгоднее.

Заключение Додоки озадачивает собеседников, но не надолго.

— К счастью, мнение секретаря горкома — не решающее в технических вопросах. — Смягчив свои слова церемонным поклоном, Гребенщиков направляется к двери.

Додока провожает его холодноватым взглядом и снова не торопясь принимается просматривать выкладки. Выкурил одну папиросу, стряхивая пепел в спичечный коробок — пепельницы на столе не оказалось, — принялся за другую. Едкий табачный дым раздражает Збандута, он отходит к окну, пошире раскрывает его. Но Додока то ли не замечает этого безмолвного протеста, то ли делает вид, что не замечает.

— Грамотен, чертяка. Разносторонне, — произносит он, не поднимая головы. — Прямо как специалист по непрерывной разливке. Даже экономические подсчеты: потери от отгрузки металла на сторону, потери от завоза слитков со стороны…

— Угу, — осторожно поддакивает Збандут, чтобы не проявить своего удовольствия от такой оценки Гребенщикова.

— А интересно: чего он в эти дела полез? Чистой воды мартеновец… Мне говорили о нем как о прекрасном, но узком специалисте.

— Говорили те, кто вплотную не сталкивался с ним. Его интересует решительно все, что касается металлургии. Посмотрите его библиотечный формуляр. Все технические журналы на немецком и английском языках, не считая наших. Он и в доменном, и в прокатном деле…

— Гнете свою линию? — Додока дает понять, что не разделяет замысла директора.

Но Збандут не смущается.

— Надеюсь, эта линия будет у нас общей.

— Ой ли…

— Все равно, Марлен Ипполитович, лучшего главного инженера нам не найти.

— А отношения с людьми?

— Это в прошлом.

— В народ пошел? — ядовито ввинчивает Додока, отведя пальцами на затылок непослушные мягкие волосы.

— Наоборот, отошел от народа. Действует через приводные ремни, на техперсонал жмет. Ну, а русский человек отходчив. Пойдешь навстречу — даже после ссор и обид не оттолкнет, не отвернется, забудет, что было, доверится тебе.

— Только напрасно злоупотребляем мы этой отходчивостью, — замечает Додока. — А в трансформацию людей после пятидесяти… не верю. К этому возрасту человек закостеневает. Ему уже не привьешь новых добродетелей, даже не заразишь новыми пороками. Какой сложился — такой в могилу уходит. — Однако он спрашивает: — Чем же вы объясняете перелом в его характере?

— Думаю, характер его не изменился. Изменилось поведение.

— Уж не приписываете ли вы это своему влиянию?

Збандут снисходительно смотрит на Додоку, уронив голову на плечо.

— Безусловно.

Самоуверенность Збандута не нравится Додоке.

— Но позвольте, — говорит он, — у вашего предшественника, насколько я разобрался, был примерно тот же стиль руководства — не тормошить людей зря, не допекать назиданиями. — Увидев, что Збандут недовольно сузил глаза, поправился: — Один стиль отношения к людям.

— А мне кажется, что мы с Троилиным антиподы. Он просил — я требую, он забывал свои указания — я о них помню. К тому же мало подавать хорошие примеры, надо еще уметь заставить, чтоб им следовали. Если не так, для чего была эта замена?

Ответа не последовало, и, воспользовавшись паузой, Збандут позвонил диспетчеру — пришло время осведомиться о положении в цехах.

— Как там слябинг? Сменили поломанный валок? Еще стоит?

— Слябинг стоит?! — вскинулся Додока. — Слябинг стоит, а директор сидит в кабинете и философствует!

Збандут снова свесил голову к плечу.

— А я не пожарник, чтобы мчаться туда, где загорается. Вот в этом тоже мое отличие от Троилина. И, кстати сказать, от стиля главного инженера, который оставлен мне в наследство. Там есть все, кто необходим, этого вполне достаточно.

— Завидное хладнокровие.

— Опыт, — невозмутимо возразил Збандут. — Но мы не тем занялись, Марлен Ипполитович. Сейчас меня интересует другое: почему Гребенщиков выбрал и так яро отстаивает именно радиальную разливку?

— И не только отстаивает, но и ставит заявочный столб. В «Приморском рабочем» лежит его статья о непрерывной разливке. О, да она передана на рецензирование вашему историографу Лагутиной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза / Советская классическая проза