Читаем И это называется будни полностью

— Почему именно ей? — удивился Збандут.

— Ну… бывший сотрудник газеты, инженер. Главный с ней очень считается. А вообще любопытно. Было время, когда Филиппас посылал материалы о мартене на проверку Гребенщикову, а теперь статью Гребенщикова показывает Лагутиной. Перевернулся мир!

— Здесь многое изменилось, — как бы вскользь заметил Збандут.

— С началом вашей эры? — поддел его Додока, но, почувствовав, что перехватил малость, заговорил иначе, мягче: — Между прочим, мне рассказывал Филиппас, причем совершенно серьезно, что Лагутина разработала психологический метод анализа технических решении вашего подзащитного. Давайте вызовем ее. Может, прольет свет на мотивы, им руководящие.

— А, ерунда все…

— Ерунда или не ерунда — нам не трудно в этом разобраться. Она и мне, кстати, нужна.

Збандут позвонил секретарше, попросил пригласить Лагутину, потом вызвал слябинг и стал расспрашивать о ходе ремонта.

Додока еще раз пересмотрел эскизы и, когда Збандут закончил разговор, сказал не без восхищения:

— Здорово вписал установку! Словно предусмотрена на этом месте.

У Збандута вспыхнула надежда, что секретарь горкома готов сдаться, но тут же он услышал:

— А все-таки будем думать над реконструкцией слябинга.

— В уставе черным по белому написано: не подменять, а контролировать, — напомнил ему Збандут.

— Именно этим я сейчас и занимаюсь, — припечатал Додока.

Вошла Лагутина. В меру короткое платье, в меру беспорядочная прическа, в меру серьезное выражение лица.

— Как подвигается работа, товарищ Лагутина? — спросил ее Додока, представившись. — Даниленко возлагал на вас большие надежды и, уезжая, завещал мне оказывать вам всяческую помощь. Мы очень заинтересованы в том, чтоб книга у вас получилась.

Лагутина как-то по-детски прищурила глаз, подняла бровь над другим.

— Очень много материала. Буквально захлестнул. Сейчас я занимаюсь его систематизацией и перепроверкой. Закончу — вступлю на стезю летописца Пимена.

— «Закончен труд, завещанный от бога мне, грешному…» — прогудел Збандут, вспомнив вдруг пушкинские строки.

Из двух мужчин ни один не предложил Лагутиной сесть. Збандут злился на Додоку: ишь расположился тут, будто у директора нет других забот кроме как выслушивать приватные разговоры. Додока не успел сделать это — рассматривал Лагутину. Одухотворенное лицо, в котором каждая черточка как бы обозначала черту характера, суженные к вискам не то серые, не то зеленые глаза, быстро меняющие свое выражение — свойство людей с повышенной эмоциональностью, коротковатый, с норовистыми ноздрями нос, смело разметанные брови.

Первым спохватился Збандут. Вышел из-за стола, радушным жестом показал на кресло против Додоки.

Лагутина ожидала, что сейчас Додока начнет подробно расспрашивать ее о работе, но тот неожиданно сказал:

— Я тут раскрыл Валентину Саввичу одну редакционную тайну. Проболтался, что статья Гребенщикова передана вам. Но раз уже пошло на откровенность, ждем откровенности и от вас. Как вы думаете, почему Гребенщиков уцепился за горизонтальную разливку?

— Я этого не знаю и не задавала себе такого вопроса, — ответила Лагутина, чуть помедлив. — От меня требовалось подтвердить резонность его точки зрения и немного сократить.

— И что?

— Я прозондировала вопрос с некоторыми инженерами. Ее, пожалуй, стоит напечатать в порядке обсуждения.

— Почему? Улавливаются субъективные соображения?

— Опять же не могу утверждать наверняка. — Лагутина пытливо взглянула на Збандута, как бы советуясь с ним: говорить напрямик или славировать? — потом на Додоку, который с явным любопытством ждал ее ответа, снова на Збандута и нехотя сказала: — У меня такое впечатление: вертикальные установки более или менее освоены, а радиальные — дело совершенно новое, малоизученное.

— Правильно, у Гребенщикова есть чувство нового, — быстро подхватил Збандут, довольный тем, что Лагутина дала ему возможность лишний раз похвалить Гребенщикова.

Человеку с другим характером такой реплики директора оказалось бы достаточно, чтобы не высказать противоположного мнения. Но Лагутина продолжила мысль, на которой ее прервал Збандут.

— С вертикальных установок сливки уже сняты, — сказала она. — Есть первооткрыватели, есть первоиспытатели, присуждена Ленинская премия. Они не сулят больше ни денег, ни славы. А на внедрении горизонтальной можно заработать и то, и другое. Но это только лишь моя догадка.

Додоку разобрал смех, он долго не мог успокоиться, Лицо его покраснело, но шрамы оставались белыми и выделились еще заметнее. Проклятая война на всю жизнь оставила отметины. И если б только на лице. Оставила и на сердце.

— Вот это кадр! Ну, если директор будет так подбирать себе помощников… И такого ставить главным инженером!

— А что плохого видите вы в этом? — вступилась Лагутина за Збандута да, пожалуй, и за Гребенщикова.

Додока сразу перестал смеяться. Посмотрел на Лагутину с оттенком осуждения. Даже стряхивая пепел, не попал в коробок, рассыпал по столу.

— У вас концы с концами не сходятся, Дина Платоновна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза / Советская классическая проза