И это взойдёт

Эмма повела меня в дом. Внутри он выглядел гораздо лучше, чем снаружи. Видимо, здесь поработал профессиональный дизайнер. Муж Эммы встретил нас в прихожей, где втискивал свое богатое липидами тело в черный кожаный плащ, собираясь уезжать. Он смерил меня надменным взглядом. Эмма погладила его по плечу – с некоторой опаской, как гигантского ворчливого волкодава, и искательно замяукала:

– Валечка, тут надо с человечком про денежки поговорить.

– Что за деньги? Кто такая? – презрительно переспросил Валечка, зашнуровывая ботинки и лишь мельком взглянув на меня.

– Это Флора. Она ландшафтный дизайнер.

– Озеленитель. Ну-ну. Где ты ее нашла?

– По солидной рекомендации, – со свинцом в голосе ответила я.

Кажется, именно в этот момент я начала понимать, что возникающая вдруг иллюзия легкости бытия – не повод расслабиться и довериться течению жизни, а сигнал насторожиться по полной программе. Когда жизнь убаюкивает тебя теплой завесой благожелательности, она уже готовит неприятный сюрприз. И как только ты разомлеешь, тут же – хрясь по морде! Наотмашь. Окончательно я сформулировала эту мысль, когда вывалилась на обочину из джипа Валечки. Сейчас до этого момента оставалось около получаса.

– Слушай сюда, дизайнер. Хочешь денег – постарайся не тратить понапрасну мое время. Поедешь со мной, поговорим в машине.

Он резко притянул голову жены к себе, чмокнул ее в лоб и распахнул дверь. Шагнул наружу.

– Ну давай, давай, чего стоим-то? – почти закричал на меня Валечка, жестами показывая, что я должна поторопиться.

Тон его мне совершенно не понравился. И поэтому медленно и как можно более пафосно я проронила:

– Хорошо. Поговорим по дороге. Только я должна отпустить своего водителя.

Егор уехал. Его машина исчезла за поворотом. Я села в похожий на катафалк джип Валечки. Черный, блестящий, квадратный, с тонированными стеклами – снаружи он выглядел грозно. Но изнутри смотрелся гораздо нежнее и женственнее. Кожаный салон телесно-розового цвета казался живым, как будто гигантская сумка кенгуру, в которой мы оба укрылись. Заднее сиденье оказалось таким просторным, что между нами можно было легко усадить еще парочку толстяков.

– Значит так, жене моей запудрить мозг несложно, – сердито начал разговор потенциальный заказчик. – Но ты не обольщайся. Сделаешь туфту – ноги выдерну. Поняла?

– Поняла, – кивнула я и съежилась, даже пальцы на ногах поджались.

– Конечно, ни черта ты не знаешь и не умеешь, и диплом твой в переходе купленный.

Я напряглась еще сильнее.

– И вообще вы, бабы, ни фига делать не умеете, и нанимать надо мужиков. Но постарайся убедить меня, что ты хотя бы постараешься.

Валечка постучал по спинке водительского сиденья, и шофер молча притормозил на обочине. Не произнося ни слова, водитель вышел из машины.

Мы остались с «потенциальным заказчиком» вдвоем. Он откинулся на спинку сиденья и расстегнул ширинку. Потом схватил меня за волосы и потянул мою голову к своему паху. Его ширинка приближалась прямо к моему лицу.

– Соси, сучка, – прошипел он.

«Ничего себе у них тут обычаи», – только и успела подумать я.

Чтобы принять решение, у меня оставались считаные секунды. Какие тут были варианты?

«Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: “Руки прочь, прочь от меня!” Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть», – так пел мой любимчик Виктор Цой. И я, в общем-то, была с ним согласна. Но в данной конкретной ситуации проявлением настоящей силы было не сказать «руки прочь, прочь от меня». Конечно, я могла отказаться, отбиться, оскорбиться – и что? Я бы проиграла. И утонула в трясине нищеты. Выживает сильнейший. А значит, в данном случае биться за себя – это проявить истинную слабость. А смириться с происходящим, нырнуть в эту клоаку – это проявление силы.

Если бы я захотела, непременно отбилась бы тогда от этого Валентина – нисколько не сомневалась в своих способностях постоять за себя. Более того, я была абсолютно уверена, что дать отпор совсем не сложно. Для меня было гораздо проще и естественнее завизжать, отбиться, прокусить ему яйца на крайняк и выскочить из автомобиля. Но как учили нас классики философии, человеку надлежит делать именно то, что для него всего сложнее и противнее. И я выбрала этот путь преодоления себя. Если бы мы не «поладили», я бы не получила заказа на свой первый сад. Я бы никогда не выпрыгнула за рамки уготованной мне орбиты нищенствования.

И я начала сосать. Ну то есть я попыталась делать что-то, не задумываясь, что именно. Шофер не выключил радио, и чтобы не думать про «здесь и сейчас», я вслушивалась в доносящееся из колонок бормотанье двух стариканов, обсуждавших сенсацию месячной давности – клонированную овцу Долли, у которой не было отца, но зато имелось три матери.

Сейчас стошнит, почувствовала я и отшатнулась, прикрывая рот кулаком.

– Надо же, ну ни черта, ни-чер-та не умеют, – разозлился Валечка и потянул меня за волосы обратно к ширинке.