Егор в последний раз погладил собаку. Достал из бардачка бутылку с водой и сполоснул руки. Его длинные пальцы пробежали по моей челке, убирая волосы с лица, и нырнули за ухо. Он погладил меня по голове – с бесконечным сочувствием и нежностью:
– Давай. Удачи.
– У меня получится? – неожиданно жалобно и испуганно спросила я.
– Обязательно получится. Все получится, – он обнял меня и прошептал прямо в ухо. – Я в тебя верю… Я тебя люблю.
Я так сильно задержала дыхание, что даже слегка закружилась голова. Слезы потекли как капель – неудержимо. Радостные, весенние.
– Малыш, ты чего? Ну, малыш? – он коротко и очень нежно поцеловал меня в губы, в глаза. Как будто не целовал, а пил мои слезы, собирал их с моего лица, как росу с цветка.
– И я тебя очень-очень люблю.
Хотелось повиснуть на нем и так стоять долго-долго. И никуда не уходить. Но я развернулась и пошла к дому. Резиновые сапоги один за другим всхлипнули, отрываясь от дорожной жижи. Оглянулась:
– Я скоро.
Участок окружал глухой и высокий забор. Я позвонила. За стеной истерично залаяла собака. Защелкали многочисленные замки. Наконец дверь открылась. За ней стоял худой таджик лет тридцати. Руки его, выглядывавшие из завернутых рукавов засаленной спецовки, были покрыты ссадинами, а взгляд лишь бегло скользнул по мне и затравленно уткнулся в землю. Как ни странно, это меня немного приободрило. Вид чужой потерянности частенько придает мне куража и ощущения собственного всесилия. Таджик впустил меня на участок, дверь захлопнулась с тяжелым лязгом.
Я осмотрелась. Ожидала всякого – ну запущенного сада, ну вязких глинистых дорожек. Даже заброшенного пустыря вроде тех, что был в нашей деревне за клубом. Но такого? Посреди участка возвышался массивный дом из отсыревшего белого кирпича, похожий на дрейфующий айсберг, а вся земля вокруг него была перерыта. Тут и там виднелись глубокие воронки, заполненные мутной водой – как будто здесь недавно бомбили. Из коричневой грязи торчали остатки строительного мусора, битый кирпич, пруты арматуры. Над широкими колеями, оставленными колесами строительной техники, нависали подсохшие гребешки глины. На всем огромном участке – ни одного деревца. Да что там деревца – вообще никакого растения. (Впоследствии я пойму, что так выглядят все участки с недавно завершенной стройкой в новомодных коттеджных поселках.) Наверное, этот марсианский пейзаж должен был повергнуть меня в панику, испугать размахом предстоящих работ. Но еще раз посмотрев на ссутулившегося таджика, я, наоборот, приободрилась: в конце концов, что бы я тут ни устроила, хуже не будет. Этому месту и этим людям я могу причинить исключительно добро. А значит – прочь сомнения!
Я топталась на крыльце неаппетитного дома, дожидаясь выхода хозяйки, но она все не появлялась. Прошло минут семь, нос успел замерзнуть и покраснеть. Наконец дверь распахнулась, и из-за нее выглянула миниатюрная блондинка с короткой стрижкой и густой, как у циркового пони, челкой. Меня удивило, что у Эммы не было ни гигантской силиконовой груди, ни раздувшихся губ-сарделек. Почти все богатые дамочки, которым я прислуживала прежде, давно увеличили себе причиндалы.
– Ну чего же вы не заходите? – раздраженно спросила Эмма карамельным голоском.
– Э-э-э… Здравствуйте, – начала было мямлить я, но быстро собралась и продолжила уже более уверенно. – Я полагала, что мы начнем с осмотра участка, а потом уже обсудим наши перспективы.
– Думаете так, а не наоборот? Ну что ж, тогда ждите. Я выйду через минуту.
– Геодезический план участка захватите, пожалуйста, – бросила я ей вслед. Я знала, что Анастасия Викторовна всегда возвращалась со встреч с заказчиками с геодезическими планами.