И это взойдёт

С большим интересом наблюдала я незнакомый мне мир богатых людей. Очень удивляло, что эти люди со средствами на самом деле существуют. Хотя я с ними почти не соприкасалась: обычно хозяйки отдавали ключи и уходили на массаж или в магазин, возвращаясь лишь к концу уборки. Я с интересом разглядывала содержимое холодильников (О мама мия! Колбаса! Как же она пахнет! Рыба! Фрукты! Сыр! Настоящее масло!). Но тут я решительно воздерживалась от воровства – боялась даже представить, чем занимаются мужья моих клиенток и что они со мной сделают за пропавшую конфету.

Почти все заказчицы оказались дамами неработающими. Я поражалась этой особенности московского быта – те женщины, которые ежедневно бегают на службу, тащат детей в детские сады, волокут сумки с продуктами на свои пятиметровые кухни и стоят потом у плиты, всегда справляются со всеми домашними хлопотами сами. А вот те зефирные особы, кому не нужно каждый день вскакивать по будильнику и торопиться к станку или офисным бумагам, они как раз не находили в себе сил и времени на уборку, стирку и глажку и призывали на помощь меня.

Благоденствие этой особой породы расслабленных москвичек проистекало не из каких-то их волшебных умений аккумулировать деньги из воздуха или осуществлять материализацию чувственных идей силой мысли. Все благополучие доставалось им от мужчин. И потому я не могла их по-настоящему уважать, поскольку на этом фоне ощущала себя предприимчивой и деятельной – Фигаро в юбке. Лишь одна дама, которой я помогала облегчить тяготы быта, заслужила мое полное восхищение. Если остальные клиентки, не имея определенных занятий, были постоянно погружены в напряженное и суетливое безделье, то эта мадам, сохраняя вид торжественной праздности, постоянно, однако, была при деле и сама зарабатывала себе на жизнь.

Меня поразил способ, которым эта женщина добывала деньги. Анастасия Викторовна занималась ровно тем же, чем и мои деревенские родители: обихаживала сады и огороды. Только мама с папой едва сводили концы с концами, несмотря на то что всякую минуту ковырялись в земле, а эта женщина и пальцем не притрагивалась ни к навозу, ни к лопате, а только командовала табуну киргизов, куда и что сажать. И зарабатывала при этом столько, будто лично вспахала десяток колхозных полей, своими руками засадила их картошкой, прополола, извела колорадского жука и сама же потом эту картошку выкопала. Дело ее представлялось мне совершенно нехитрым и не требующим особых знаний – ну в самом деле, велика ли трудность вырастить на газоне бессмысленную зеленую травку, пестренькую клумбу и пару розовых кустов? Воткнуть в ямку саженец яблони или елку? Да это может каждая бабка! Необыкновенным мне казалось, что за свой пустячный труд этой даме удавалось брать очень и очень непустячные гонорары. В чем тут хитрость? Силясь постичь эту загадку, я проводила в доме Анастасии Викторовны как можно больше времени. Особенно тщательно смахивала пыль с огромного письменного стола, заваленного глянцевыми альбомами, каталогами, справочниками, чертежами и пейзажами.

К моему разочарованию, заказчики никогда не приезжали к хозяйке на дом и я не могла подслушать те волшебные слова, которыми она убеждает толстосумов выложить приличные гонорары за их бессмысленные огородики. (По поводу баснословных сумм я обладала достоверной информацией – у меня была возможность порыться в ее бумагах.) Когда хозяйки не было дома, я с удовольствием устраивалась за ее рабочим столом, просматривала альбомы, запоминая полезные словечки вроде «партер», «зеленый кабинет», «регулярный сад», «террасирование», «парк в английском стиле», «боскет» ну и так далее. Меня теперь совершенно не увлекала перспектива сделаться учительницей русского языка и литературы, проверять дурно написанные сочинения и изложения сопливых детей, которым писанина столь же малоинтересна, как мне их будущее.

Однажды я имела случай убедиться, что не только я, но и сама Анастасия Викторовна находит поведение своих заказчиков довольно странным. Она долго и благожелательно беседовала с кем-то по телефону, откинувшись в кресле. И при этом смотрела в окно – таким взглядом, будто заглядывала в самую дальнюю даль, даже не за горизонт, а за пределы Солнечной системы. Кивала, поддакивала и безупречно вежливо произносила «вы» и «разумеется». Но когда положила трубку, с легкой усмешкой покачала головой, обращаясь ко мне: «Еще один модник! За бесценок продал родовой, дедовский сад в деревне и купил за бешеные деньги участок на “престижном” пустыре. Теперь хочет, чтобы там по мановению моей руки возник сад – со столетними дубами, тенистыми черемухами и зарослями малины. Он бы еще захотел, чтобы среди кустов сирени мелькала юбка мамы, когда та была молодой. Солидности хочет и истории. Основательности. И в этом они все». Я закивала – мол, видала я бессмыслицу, но эта – самая несусветная глупость, о которой мне только доводилось слышать.