И это взойдёт

Я, прежде жутко злившаяся на соседей по многоквартирному дому за их шумные разборки, орущих детей и телевизоры, за сигналящие под окном машины, вдруг затосковала по всем этим звукам. Всю жизнь считала, что я мизантроп, предпочитающий общество растений компании людей, и вдруг ощутила себя вычеркнутой из жизни. Провалившейся в глухую вату. Уже начинала сомневаться – а существую ли я? Подходила к зеркалу не для того, чтобы поправить прическу, а чтобы убедиться: я все еще есть.

Удивительно, как необходимы оказались другие люди, чтобы ощутить собственное присутствие в мире. Я потирала руки и гладила себя по голове, чтобы убедиться: я материальная. Живая и теплая. Охрипшим от долгого молчания голосом начала разговаривать сама с собою вслух, чтобы услышать – язык все еще слушается. Теперь речь казалась мне звучащей довольно странно. Даже слова стали казаться какими-то пустыми, ничего не значащими, легковесными.

Очень хотелось верить, что кто-то снаружи заметил мою пропажу. Клиент, к которому я не приехала на назначенную встречу. Мои френды в Facebook. Соседи. Может, кто-то из них уже вычислил, где я, просто еще не представляет, как меня отсюда вытащить? В такие дни я ходила вдоль высоченного забора, окружавшего участок, прислушивалась к слабому гудению электрического тока в колючей проволоке, бежавшей по макушке ограды, и негромко звала: «Ау». Я проходила весь забор по периметру – почти пять километров, неплохая нагрузка. Но с той стороны никто ни разу не отозвался.

Во время одной из таких прогулок почти столкнулась с Поленовым – он бежал по дорожке в глубине парка. Среди стволов мелькали его голова с проседью и синий спортивный костюм. Увидев его, я остолбенела. Он наверняка тоже заметил меня, не мог не заметить. Сердце билось так, будто прямо на меня несся медведь или дикий кабан, будто вот-вот случится что-то ужасное. Но Поленов даже не замедлил бега. Свернул на другую дорожку – прочь от меня. Вжух… И синий костюм скрылся из виду. Меня потряхивало, словно я чудом избежала реальной опасности.

Говорить было не с кем – в лучшем случае с самой собой. Или, например, писать дневник. Вести искренние записки в моих обстоятельствах глупо – наверняка он будет прочитан. Вспомнила о старинной забаве – языке цветов. Каждое растение – символ. Сегодня мне был нужен знак одиночества, поэтому на первой странице дневника я нарисовала лишайники. Растущие там, где не может выжить никто другой – на камнях, бетоне и ржавом металле, они выстаивают в засухи и морозы. Даже в открытом космосе они продержались две недели. Вот у кого стоит поучиться стойкости!

Еще через неделю я сдалась и отправилась искать человеческого общества. К соседям. Чтобы познакомиться с ними, расстаралась – испекла яблочный цветаевский пирог. С утра пораньше поднялась на крылечко соседней избушки и вежливо постучала. За дверью – тишина. И так во всех домиках. Наконец я заметила движение занавески в одном из окон. Приветственно продемонстрировала пирог. Рука, открывшая занавеску, тут же рванулась обратно и задернула штору. Ни одна дверь не открылась передо мною. «Люди, вас-то чем запугали?» – хотелось закричать мне, но я понимала, насколько это бесполезно.

Тут из соседнего домика вышмыгнула женщина средних лет в униформе горничной и посеменила к дому.

– Здравствуйте! – направилась я к ней. – Я ваша новая соседка, садовница!

Женщина скользнула по мне взглядом, испуганно вздрогнула и почти побежала, не издав ни звука. Я догнала ее и схватила за рукав кофты:

– Вам не кажется, что вы не очень-то вежливы?

– С вами запрещено разговаривать, – пискнула она. Оглядываясь, стряхнула мою руку со своего плеча. – За разговор – увольнение. Вы этого добиваетесь? – она еще стремительнее пошагала к дому, на ходу смахивая со своего плеча какую-то невидимую грязь, будто мое прикосновение ее запачкало.

Больше мы с этой горничной не встречались. Она исчезла.

К вечеру очередного бесконечно длинного и бессмысленного дня, пролежав часа полтора в ванне и обожравшись как удав, я расстелила на столе миллиметровую бумагу и достала карандаши. «Они никогда этого не увидят! – пообещала я себе. – Это я делаю для своего удовольствия. Просто чтобы поразвлечься». И начала чертить и рисовать. Проект, я понимала это заранее, не настоящий – игрушка, упражнение, фантазия.

Честно говоря, даже если б и захотела, не смогла бы сочинить настоящий самостоятельный проект ландшафтного дизайна. Хотя и благоустроила более тридцати участков за свою жизнь, я никогда не разрабатывала проект самостоятельно. «Как же так?» – спросите вы. А вот так…

Флора. Украсть работу!

Это происходило в тот период, когда три «волшебные» горошины уже были брошены в землю, но Егор еще не признался мне в любви, а я еще не попыталась выпрыгнуть с двенадцатого этажа.

Нищета одолевала. Стипендию (и без того крошечную) уже давно задерживали. Несмотря на то что я сдала сессию за третий семестр на одни пятерки, не было денег, даже чтобы купить студенческий проездной на следующий месяц.

На родителей надежды тоже не было никакой.