Как-то вечером я увидела через окно: БМ идет по липовой аллее. К моему домику. Я обмерла. Что – опять? Только не это. Тогда, в день с божьей коровкой, все произошло словно само собой, настолько случайно и одновременно естественно, что я даже не успела испугаться или испытать отвращение. Но сейчас – сейчас все изменилось. Если бы он прикоснулся ко мне в этот момент, я бы попыталась его убить. Потому что тогда у меня был выбор (я так думала), а теперь у меня его вроде как нет. Я осматривала комнату в поисках тяжелого предмета, которым можно тюкнуть Поленова по темечку, если он войдет в дом. Но он прошел мимо, даже не взглянув в сторону моей избушки. БМ давно скрылся из виду, а я все еще озиралась в поисках орудия обороны, нервно грызя ноготь. Когда я чуть не укусила себя за палец, меня наконец осенило: я побежала в сарай с садовыми инструментами, прятавшийся за моим домом, и нашла там прекрасный топорик. Тяпка, секатор, садовый нож тоже выглядели внушительно, но топорик все-таки был убедительнее.
Несмотря на ободряющий топорик и то, что меня вообще никто не беспокоил, внутри крутилась тревога, напряженное ожидание: мне все время казалось, что в любой момент в мой дом может кто-то зайти и сделать что угодно. Узел страха внутри стягивался все туже. Это было похоже на то, как я боялась в детстве соседского Мишку Стрелкова. Однажды, когда мы купались в пруду (нам было лет по семь), он набросился на меня и начал топить – игра у него была такая, особая шутка – он с хохотом утянул мою голову за волосы под воду. И держал там, пока я не нахлебалась воды до полусмерти. К счастью, наши мамы, загоравшие на берегу, вовремя заметили мои бульки и обезвредили юного маньяка. Мишку выпороли так, что он еще долго ходил располосованный ремнем. И его, и мои родители клятвенно заверяли, что Миша больше никогда, ни за что не утянет меня под воду. Но я долгое время боялась даже подходить к берегу. А когда все-таки решилась, то стоило Мишке зайти в воду хоть по щиколотку, я выскакивала из пруда как ошпаренная. Даже если его не было на берегу, я все время старалась плавать так, чтобы видеть, не появился ли он вдруг. И больше никогда не смогла беззаботно плескаться и безмятежно лежать на воде – страх цепко держал меня в постоянном напряжении. В ситуации с Поленовым происходило что-то очень похожее: несмотря на то, что он больше не заходил в дом, у меня в голове БМ тусовался постоянно.
В конце концов я решилась выйти наружу. Усидеть дома, когда на улице каждое мгновенье совершается апрельское чудо, совершенно невозможно. Впитать в себя каждый солнечный луч, проследить за каждым облаком, увидеть, как лопаются почки, распираемые изнутри новой жизнью.
Вернувшись с прогулки, я обнаружила, что холодильник снова под завязку забит продуктами. На столе лежал разлинованный листок с заголовком «Бланк заказов». Гостеприимно. Интересно, у Джулиана Ассанжа так же? Нет, ему легче – у него есть доступ в интернет. Хотя наверняка хреновее – он же не может выходить на улицу. Что бы я предпочла – сад или интернет? Пожалуй, все-таки сад.
Я излазила парк вдоль и поперек. Запомнила в лицо местных белок. Обнаружила гнездо сплюшек. «Надо будет посадить для них малинку», – пронеслось в моей голове. «Стоп-стоп! – тут же запротестовала я. – Ты что, тоже начинаешь сходить с ума? Уже фантазируешь о реконструкции парка? Даже не думай! Твоя задача – побыстрее отсюда выбраться». Но поскольку инерция – великая сила, а в привычной жизни мысли о работе занимали 80% умственной активности, мой мозг очень быстро свернул на привычную колею. И чисто гипотетически стал строить схемы и рисовать картинки.
Почва здесь, как почти во всем Подмосковье, была кислой. Об этом мне сообщили лютики и осока, растущие на участке. Пробы, сделанные в первый день, подтверждали это предположение. В южной части парка обнаружилась славная полянка, со всех сторон окруженная деревьями. «Отличное местечко для розария! Именно такие уголки эти неженки и любят. Летом много света, зимой много снега, удерживаемого деревьями. Они же и защитят красоток от ветра. Просто мечта».
На участке стояла редкая для Подмосковья тишина. Даже шум близкого шоссе сюда не доносился из-за высокого шумоизолирующего забора. Ни детских криков. Ни музыки. Ни взрывов смеха. Только изредка слышался лай собаки. Да два раза в сутки – шуршание шин автомобиля, в котором хозяин уезжал на службу и возвращался уже глубокой ночью. Марина никуда не выезжала и даже не выходила из дома прогуляться.
В соседних со мной избушках квартировала прислуга – по-видимому, это были работники кухни и горничные. Все они жили как-то совершенно незаметно. Не сидели по вечерам на лавочке около своих домиков, не выбивали ковры, не делали зарядку на лужайке. Их как будто не было. Чем они занимаются после работы в этих своих норках?