И это взойдёт

Завод комбикормов, где работал папа, закрылся. Отец теперь круглыми сутками лежал на диване, тяжело вздыхая и время от времени выдавая какие-нибудь бессмысленные фразочки вроде «Кто там ходит за кустом – заяц или кошка?», «Мы не уроним трудовую славу своей страны, народа своего», «Обручальное кольцо – не простое украшенье», «Пролетает звездочкой ракета – это очень добрая примета», «Только не надо перебивать, только не надо переживать». Эти дикие тезисы всегда обрывались на полуслове. Приезжая на выходные домой, я иногда настолько не понимала, что именно происходит в голове у отца, что даже пугалась его. Когда я заглядывала в комнату, где он лежал на диване, папа непременно «шутил»: «Ты чего? Тебя подслушивать поставили, а ты подглядываешь!» И зачем-то выпучивал глаза и страшно цокал языком. Это было так жутко, что я быстренько разворачивалась и шла на кухню, к маме.

Мама вроде как держалась: по-прежнему прекрасно соображала во всем, что касалось ее работы – она талдычила сельским детям химию и физику. Дети ее боялись, а родители и РОНО уважали. Но при этом мама ходила в школу в валенках – сапог она себе позволить не могла. Мы съездили прицениться в райцентр – самые дешевые сапоги стоили столько, что копить на них надо было полгода. Может, мы бы и скопили, но зарплату задерживали уже несколько месяцев – не только маме, всем вокруг, и забастовки ничуть не меняли дела.

Мама никогда не слыла особенной модницей, но и фриком тоже не была. А теперь она, как будто юродствуя, начала одеваться совершенно как бабка – в серые платки грубой вязки, ватник и панталоны с начесом. И в свои тридцать восемь лет, будучи нестарой еще женщиной, действительно выглядела старее пенсионерок на лавочке. Несмотря на то что мама сохраняла функциональную адекватность, ее тоже как-то слегка переклинило. Целыми выходными напролет она читала «Энциклопедию знахаря» и обнаруживала, что находится в группе риска по множеству болезней. Чтобы предупредить все эти страшные бедствия, которые надвигались на нее, она непрерывно отжимала разнообразные соки – из капусты, редьки, морковки, сырой картошки, добавляла в них сок чеснока и лука и все это принимала внутрь, мешая диковинные коктейли.

В тот раз она опять смешала коктейль – из морковки и свеклы. Разлила питье по двум кружкам. Одну подвинула себе, а вторую мне:

– Пей.

– Мама! – запротестовала я. – Не хочу участвовать в твоем знахарском безумии. Давай лучше мы волосы тебе покрасим. Ты же вся седая! Я хну привезла.

– А я говорю – пей, – настаивала мама. – Это от рака!

– Но у меня нет рака! – от раздражения голос у меня сделался визгливым.

– Дурища! В книжке написано – рак образуется от обиды, – убежденно уверяла мама. – Конечно, ты на нас с папой обижаешься, что мы ничем тебе не можем помочь. А значит, у тебя велик риск рака. Чтобы не заболеть от этой обиды, ты должна пить морковно-свекольный сок. Поняла? На!

Мне действительно казалось, что мы все тяжело больны. Только свекольный сок от этой болезни никак не мог помочь.

– Хватит бреда! Ничего я на вас не обижаюсь! Пойдем покрасим тебе волосы, – теперь была моя очередь упорствовать – уже в своем безумии, я была одержима внешним видом и аккуратностью (мне хотелось, чтобы хоть в какой-то области моей жизни все было нормально и пристойно, ну или чтобы это хотя бы так выглядело).

И в этот момент в кухню торжественно вошел папа. В руках он нес какие-то бумаги.

– Как это мы ничем не можем ей помочь? – он горделиво задрал нос. – Держи, дочка, – это акции московской гостиницы «Центральная» на Тверской улице. Я вложил в нее последний, третий ваучер. Вот вернешься в Москву, пойдешь туда, в этот отель, продашь им акции, и у тебя будут деньги. Поняла?

– Спасибо, папа, – я встала и обняла отца. – Обязательно так и сделаю.

Я благодарила его вполне искренне, хотя и знала заранее, что никаких денег за эту бумажку мне в Москве не дадут. Папа уже дважды вручал мне похожие богатства – фантик от ЧИФ «Московская недвижимость», который родители так же выручили за ваучер, а еще акцию ЧИФ «Гермес». В столице очень смеялись, когда я начала выяснять, сколько же полагается за эти ценные бумаги, и советовали ими подтереться. Честно, среди моих знакомых не было ни одного человека, который бы удачно вложил свой ваучер и получил за него что-то реальное. Я только слышала про таких людей – что они приобрели заводы, газеты, пароходы, гостиницы, магазины, кусок «Газпрома» и так далее. Я почти не верю в их существование – мне кажется, что они так же реальны, как домовые или привидения. Хотя нет, вру. Одного человека, выигравшего от приватизации, я все-таки знаю: директор нашего колхоза умудрился приватизировать его на себя лично. Он полгода не платил зарплату всем сотрудникам, а потом, когда люди вконец оголодали, скупил у них ваучеры за бесценок и обменял их на колхоз, сделавшийся его персональной вотчиной. Деньги на скупку ваучеров он взял в кредит у самого колхоза. Теперь директор пытался распродать бывшие колхозные земли.