И это взойдёт

Любой настоящий ландшафтный дизайнер раскритиковал бы и высмеял мой проект. Я даже не была уверена, что все его элементы воплотимы в реальности. Конечно, я не сделала бы ничего подобного для настоящего заказчика, зная, что кто-то будет на это смотреть. Но… Прошло совсем немного времени, и я буквально влюбилась в свою фантазию, перестала вглядываться в ее изъяны и даже начала жалеть, что это всего лишь рисунок. Хорошо, что у меня была возможность придумать его. Пожалуй, мне действительно, стоило поблагодарить Марину за то, что она подтолкнула меня к такому отрыву.

И вот ведь как бывает: однажды поселившись в голове, самая безумная мысль вдруг начинает усиленно нашептывать: «Я реальна! Я осуществима! Просто попробуй!» И хоть бы раз такой навязчивой для меня становилась какая-нибудь разумная, светлая идея – помочь приюту для животных или сдать донорскую кровь. Нет, прилипчивыми становятся самые глупые фантазии – типа лизнуть качели на морозе. Это как с каким-нибудь очитком едким. Чем старательнее его обрезаешь, тем активнее он растет именно там, где ты стараешься его укротить. И если однажды зазеваться и вовремя не обкорнать эту энергичную тварь, она буквально падает под собственной тяжестью именно на ту сторону, которую ты хотела уничтожить совсем. Прятаться от таких живучек бесполезно. Если очиток даже засунуть в книжку и убрать в дальний шкаф, позже ты обнаружишь, что он прекрасно продолжает зеленеть.

Меня распирало от желания поговорить – о себе и придуманном проекте.

Однажды днем я сорвала с постели покрывало и вышла в парк. Расстелила покрывало на полянке, насыпала орешков и устроилась рядом, постукивая скорлупками друг о друга и прицыкивая зубом – «тсс-тсс». Минут через пять рядом появилась та, кого я ждала – суетливая белочка с наивно вытаращенными глазками. Во взгляде ее читались любопытство, доверчивость и готовность дружить. Детка сама прыгнула к лакомствам и начала набивать щеки. Тут я ее спеленала свободным концом покрывала. Прощай, одиночество!

У меня в коттедже стоял просторный плетеный ящик для белья – замечательный домик, который я и предложила своей новой подружке. Также ей был подан ужин из пяти видов орехов и отборных сухофруктов. «Ты довольна своей новой обстановкой, детка?» – поинтересовалась я, ставя внутрь поилку с водой. Белка испуганно моргнула, забилась в дальний угол и не выглядела такой уж радостной. Целый вечер я нежно и ласково беседовала с ней и ближе к закату полюбила как родную. Всю ночь она скреблась и шуршала еловыми ветками, которые я бросила ей в избушку. «Обустраивается, лапушка моя!» – с нежностью думала я, вставляя беруши.

Следующий день был наполнен радостью. Я советовалась с белочкой, что приготовить на обед и какую юбку надеть на прогулку. Обсуждала с ней прочитанные книги и новости из телевизора. Почему-то много рассказывала ей про Егора, не называя его по имени. Вспоминала, как чудовищно он мыл посуду – просто ставил тарелки в раковину и заливал водой. А через минут двадцать доставал и ставил в сушилку как чистые! А еще о том, что носки у него в цветную полоску, а в рюкзаке всегда галстук – «на всякий случай». А когда мы единственный раз целовались, он закрыл мне уши ладонями, и я слышала-чувствовала, как бьется в них кровь. И мое сердце подстраивалось под его пульс и тоже начинало биться реже. Да, почему-то у него сердце стучало реже, чем у меня. А еще… Хватит, а то я, пожалуй, разревусь. Лучше о чем-то другом. Например, о том, что первоцветы уже вовсю белеют, а на ужин Лапушку ждут семечки. Я подолгу лежала на ковре рядом с домиком и показывала белке свой проект, пользуясь карандашом как указкой. «А вот здесь, посмотри, подружатся можжевельник и вереск», – уговаривала я ее. Белочка проносилась мимо, цепляясь коготками за стенки ящика, и я верила, что своим шустрым глазом она успевала оценить всю прелесть задумки.

В моем дневнике появился символ нежной дружбы – туя восточная.

Вечером я включила Лапушке канал «Дискавери» с видами весеннего леса и отправилась полежать в ванне. Когда часа через два я вернулась, белка сидела на жердочке – толстом прутике, вставленном мною между планками ящика. Она молитвенно сложила на груди крошечные лапки и подрагивала головой, как старушка в Альцгеймере. Я в первый раз видела белку с поджатым хвостом. Постучала по клетке. Лапушка даже не пошевелилась. Попыталась погладить ее по серебристо-рыжей спинке, но она не реагировала даже на это. Я позвала ее, белка ухом не повела. Она словно улетела из этой реальности. И тут меня будто ударило током. Боже, до чего я дошла!

Не одеваясь, как была, завернутая в полотенце, я схватила клетку и выскочила во двор. Распахнула ящик. Белка по-прежнему сидела, подрагивая головкой, и не замечала, что ее больше никто не держит.

«Ну давай же, дурочка, беги от меня! Уходи!»