И это взойдёт

Я молотил в двери коттеджей и заглядывал в окна. Иногда из-за стекла на меня смотрели чужие испуганные глаза. Я показывал им фотографию Флоры: видели? Видели такую? Они со страхом отшатывались. Двери никто не открывал. Я проверил все домики, заглянул в каждое окно: Флоры там не было.

И тут меня как будто перещелкнуло. Адреналин, что ли, закончился? Я замер и завис в торжественной, прямо-таки вакуумно-космической тишине. И сам себе показался страшно нелепым, даже комичным со своими выпученными глазами, хриплыми криками и суетливыми прыжками: «супердетектив ввалился в дом, палил направо-налево, а когда дым рассеялся, оказалось, что он – в детском саду во время тихого часа».

Я неуверенно пошел к особняку. Постоял у двери, поколупал ее ногтем и не решился даже дернуть за ручку. Безмолвие и оцепенение усадьбы насторожили меня: берегись, бро! Я шел вдоль дома, заглядывая в окна. Внутри не было ни-ко-го. Может, Поленов сегодня уехал, и поэтому здесь так пустынно и неохраняемо? Створка на одном из окон первого этажа качнулась, задетая ветром. Окно было открыто. Я заглянул в неосвещенную, сумеречную пустую комнату. Подтянулся на руках и практически бесшумно впрыгнул внутрь. Замер. И тут зажегся торшер, освещая кресло в углу и сидящего в нем Поленова.

– Привет, Егор, – потянулся он с зевком. – Опаздываешь. Я тебя заждался. Чай вон уже остыл. Да ты садись, не стесняйся, – он кивнул на стул с другой стороны чайного столика.

Я продолжал стоять. Ужас, страх, стыд. Бросило в жар и тут же – в озноб. Как будто на меня вылили ведро кипятка, а следом окатили ледяной водой и опять кипятком.

– Что, Егор, пустился во все тяжкие? Типа Уолтер Уайт? – Поленов хмыкнул и посмотрел на меня озорно, с деланой симпатией.

– Пришлось, – сказал я хрипло, горло пересохло.

– С этого все начинается: вначале ты нарушаешь моральный закон и хочешь кинуть Родину, которая тебя обогрела грантами. Плюешь в колодец. Непорядочно, но ненаказуемо. И смотри, куда это ведет дальше – ты совершаешь уголовное преступление: незаконное проникновение в жилище. За это в тюрьму сажают. Хочешь в тюрьму?

– Нет, – я сел на стул и прихватил правой рукой левую, чтобы та не так сильно дрожала.

– Ну, рассказывай, зачем пришел, – сказал Поленов.

– Я ищу Флору Елисееву. Я знаю, что это она работала над вашим садом. И с тех пор бесследно исчезла.

– Значит, от тебя прячется баба, и ты решил поискать ее у меня? – рассмеялся Поленов. – Ну и как, нашел?

Я отрицательно помотал головой.

– Что вы с ней сделали? – спросил я. – Убили ее?

– Пфф, – фыркнул он.

– Она работала на вас, что-то узнала о ваших преступлениях, и вы ее убили. Теперь мне это совершенно ясно.

– Не выдумывай, – прервал он меня и подвинул в мою сторону лежавший на столе лист бумаги. – Читай.

Я прочитал:

«По приговору мирового судьи судебного участка № 157 Одинцовского района Егор Андреевич Демин осужден по ч. 2 ст. 139 УК РФ к наказанию в виде лишения свободы на срок 2 года условно с испытательным сроком 1 год».

– Что это?

– Приговор суда за твое сегодняшнее правонарушение. Пока что это только проект, но очень проработанный. Уверен, таким решение и окажется. Все доказательства зафиксированы. Повестку тебе пришлют. Для справки: осужденное лицо не имеет права выезда за границу в течение всего срока наказания и еще год после его окончания. Резюме: на ближайшие три года ты, Егор, невыездной. Провалился ваш план свалить в Прибалтику. Где вы там планировали осесть?

– В Вильнюсе.

– Н-да… Придется потерпеть. Башню Гедимина хоть успел посмотреть, когда туда ездил?

– Успел.

– Ну и достаточно. Больше там и смотреть-то не на что.

Мне поставили мат в два хода. Уделали как младенца. Это был провал неудачника. Жалкая судьба, жалкие идеи. Все мои выходки – претензии заурядности. Амбиции пустобола. У меня защипало в носу.

– Предупредите своих товарищей, чтоб не ходили по скользким дорожкам. Надо любить родину, работать для ее блага. Для своего тоже можно. И еще немного полезной информации: гражданин, осужденный условно, может работать, учиться, жениться и все, что вам взбредет в голову. Но на своей территории.

– Трындец.

– Справедливость. Скажите спасибо, что срок условный. Это потому, что я добрый и все этим пользуются. Берите конфету.

Издевается? Я представил, как вскакиваю со стула, набрасываюсь на Поленова, хватаю за горло и душу. Но продолжал сидеть на месте. А он встал:

– Спасибо за внимание. Вас проводят.

Уже в дверях Поленов резко развернулся:

– Ты правда думал, что сможешь прилететь и незаметно здесь приземлиться? На этом моторчике? – со смехом спросил он и помахал руками как крылышками. – И что у нас нечем «снять» такого Карлсона, как ты? – Он изобразил выстрел из ружья.

– Думал.

Поленов расхохотался:

– Слабоумие и отвага! Кто в экспертном совете допускает до денег таких дурачков?

Он еще что-то бормотал себе под нос, удаляясь и посмеиваясь.

Вошел «провожающий».

– А ты, летун, отчаянный, – уважительно прокомментировал охранник, когда мы оказались на улице.

Он позволил мне забрать парамотор и даже помог сложить крыло. Мы вместе вышли за забор.