И это взойдёт

– Повезло тебе, уходишь со всеми целыми зубами, почки не отбиты и пальцы не переломаны, – с сожалением сказал он на прощание. Добро улыбнулся и хрустнул пальцами.

– Чтоб тебе так везло, чувак, – ответил я.

Флора. Что показало УЗИ

Когда БМ скомандовал: «Собирайся, сегодня ты едешь к врачу», я испугалась. Первая мысль: вывезут и убьют в лесу. И сама не поверила этому, чуть не засмеялась. Разве может он обидеть меня – мать своего ребенка? Он же верит, что я люблю его, – я столько сделала, чтобы он в это поверил. Но все тело затряслось в панике. Я сдалась, призналась самой себе, что мне страшно. Да, я очень его боюсь. И очень хотела бы не быть с ним, не быть здесь и снова вернуться в свою жизнь. Это мой шанс? Попытаться ли мне бежать? Или нет? Одновременно с паникой меня охватила оглушающе огромная радость от возможности покинуть усадьбу. Морозный воздух свободы властно поманил наружу.

«Не делай глупостей, – предупредил БМ. – Не говори лишнего. Не впутывай в неприятности посторонних людей. Поверь, снаружи все так же, как и здесь. Только там ты никому не нужна, а здесь – нужна». Он легонько щелкнул меня по носу и захлопнул дверь машины снаружи. В автомобиле мы остались вдвоем с охранником. Парень вел машину, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. Это напрягало, но потом я догадалась, что не я приковываю его взгляд, – он любовался своей свежей стрижкой (еще пахнущей парикмахерской) и новой кожаной курткой, запах которой заполнил салон автомобиля. Выглядело так, будто я – рублевская фифа, а он – мой водитель-любовник, недавно получивший щедрые чаевые.

В машине стояла тишина. Никто не произнес ни слова. Мы ехали по загородному шоссе: лес, дачные участки, заборы, живые изгороди и за ними дома. Мелькали редкие прохожие. Кровь стучала в ушах. Только когда мы съехали с окружной дороги в город, меня отпустило: значит, везут не в лес, чтобы там убить.

Город я не узнавала. Когда-то пестревшие рекламой щиты вдоль трассы сейчас кричали пустыми лицами: «сдается», «сдается!», «сдается!!!». Часто попадались погасшие, замотанные в полиэтилен вывески закрывшихся кафе и киосков. Там, где еще весной ярко горели огнями витрины, сегодня через одно зияли темные окна. Все, что я видела, выглядело нереальным. Яркий свет горевших посреди тусклого дня фонарей казался льющимся из огромного софита. Все улицы опутала истеричная, припадочная иллюминация, она облепила столбы, деревья и даже заборы, словно ползучая токсичная плесень. Город выглядел накрашенным и принаряженным больным, впавшим в деланое веселье, чтобы заслониться им от ужаса надвигающейся тьмы. Я ехала по знакомому миру, ставшему чужим. Люди шли без остановок, без лишних движений, торопливо, как роботы. Меня охватило сомнение в их реальности. Не статисты ли это, выпущенные на улицы, чтобы создать у меня впечатление, будто я на свободе? Может, я по-прежнему в клетке, только размеры ее увеличились?

Машина остановилась перед медцентром. Я шагнула на тротуар. Голова закружилась, едва я вдохнула городской коктейль запахов: бензин, духи, выхлопные газы, шаурма, цветы, сбежавшая каша – господи, как я раньше не замечала, чем дышу? Сейчас я увижу людей. Я могу попросить о помощи. Заговорить с кем-то… Что говорят в таких случаях? Поверят ли мне?

Охранник распахнул дверь клиники, пропустил меня вперед. Затылком я чувствовала его сильное дыхание, представляя, как сжимаются его кулаки в карманах новой куртки. Стоит мне проронить хоть одно неосторожное слово – и эти кулаки заставят меня замолчать. А может быть, и не только мне. Вдобавок к кулакам у него был еще и пистолет.

Мы подошли к стойке регистрации. «Добрый день! Чем могу помочь?» – улыбнулась нам пухленькая женщина в кудряшках. Я вздрогнула. Впервые за восемь месяцев со мной заговорил новый человек. Я молчала, ошарашенная этим подтверждением, что я существую, а происходящее реально. Охранник назвал фамилию врача, к которому я записана, и нас тут же проводили в кабинет.

В темной комнате, освещенной лишь настольной лампой и мерцанием серо-голубого монитора УЗИ, конвойный по-хозяйски сел на кушетку. Сутулая седая женщина с добрым круглым лицом ласково попросила «папочку» пересесть на стул, а меня – занять кушетку. Дальше она разговаривала только со мной. Задавала множество вопросов: дата последней менструации, как протекает беременность, часто ли тошнит, чувствую ли я шевеления. Я отвечала, словно соскребая слова с языка. Мне и в голову не пришло попросить охранника выйти. Мне и в голову не пришло попросить эту милую тетушку о помощи. Я была так признательна ей за то, что она оказалась единственной, кто за все эти месяцы по-настоящему заинтересовался мной, моей беременностью, будущим ребенком. Она была ласкова. Она так нежно, по-матерински гладила меня по животу скользким датчиком, что я ни на секунду не могла подвергнуть ее опасности. Кто я такая, чтобы втягивать ее в свой запутанный мир? Разве она виновата, что я попала к ней на прием?