И Гарри Поттера в придачу!

— Мужчины! Глупо недооценивать кого-то, кто не размахивает мечом на поле боя. А ты слишком привык, что вокруг тебя те, кто тебя любит и старается прикрыть твою спину.

— Барбара! — протянул Дикон. — Так ты все-таки меня любишь?

— Как можно, ваша светлость! Я грею вашу постель исключительно из корысти. Это любой скажет, особенно после сегодняшнего. Даже королева Англии позавидовала моему платью.

— Платья, — хмыкнул он, — деньги. Иди сюда, моя ядовитая леди, я преподам тебе урок почтительности.

— Я трепещу в предвкушении, милорд. И заготовила побольше яда, чтобы укусить побольнее. Все знают, что на болоте водятся гадюки.

— Покажи-ка язычок, не стал ли он раздвоенным?

— А зубов, значит, не боишься?

— Барбара…

Но я была уверена, что мои слова не прошли мимо его ушей. А это главное.

Празднества продолжались целую неделю, даже турнир дали. Мы с Энн продолжали шокировать общественность одинаковыми нарядами, каждый раз новыми. Нарцисса и Имельда оторвались по полной.

— Королева спросила меня, что это у Дикона за фантазии такие, — отчитывалась Энн, — я сказала, что долг жены — следовать желаниям мужа.

— Тебе посочувствовали? — спросила я.

— Вздохнула она с понимающим видом, по крайней мере, — хмыкнула Энн, — еще несколько дам дали понять, что на моей стороне. Можно подумать, что я жаловалась или выражала недовольство.

— Рецептов по избавлению от меня еще не предлагали?

— Кое-кто намекнул, что не мешало бы какое-то время пожить в какой-нибудь обители, чтобы мужу стало стыдно. И ты знаешь, кто это.

— Ну да, все так невинно с виду, сплошная оскорбленная добродетель, а ты полностью изолирована от семьи и лишена охраны, — прокомментировала я.

— Я так и поняла, — кивнула Энн, — и сказала, что это очень дурной совет.

Дикон закусил губу. Леди Сесили губы поджала. Да, именно так это и делается. Там слово, тут намек. Легкое ненавязчивое воздействие — и впечатляющий результат. И не надо объявлять войну и двигать армии, все делается словно бы само собой. Очень хорошо, что Дикон увидел это.

Прямых покушений больше не было, только несколько попыток сглазить, которые стекали с нашей защиты, не задерживаясь. Но это ничего не значило. Я каждое утро тренировалась в большом зале с Антонином, Гарри и Драко. Несколько раз к нам присоединялся Дикон. На лязг железа и крики как-то заглянула вдовствующая герцогиня. Покрутила головой и сказала, что видеть ничего подобного не желает. И не хочет знать, каким образом получены такие способности. Еще бы!

Энн же наоборот нравилось наблюдать.

— Это как танец, — как-то поделилась она со мной, — жуткий танец. Как тебе это удается?

— Тренировки, тренировки и еще раз тренировки.

Она поморщилась. Ей не нравились упоминания о тяжелом труде, с помощью которого добивались легкости и изящества, а мне становилось плохо без постоянных нагрузок. Хорошо, что Антонин пощады не знал. Меня он учил по отдельной программе. Я понимала, что так, скорее всего, готовят профессиональных убийц, но мне это нравилось.

Праздники заканчивались, оставался последний вечер с танцами. И можно будет отправиться домой. Там все спокойно, безопасно, нет никаких потайных окон и скрытых переходов. И убийцы не скрываются за гобеленами. Хочу в Йоркшир!

В этот день на нас троих была расшитая золотом голубая парча. Похоже, что кое-кто считал, что герцог Глостер близок к разорению. Угу, имея в советниках Малфоя и Паркинсона, он этих трат и не заметил. Но дело не в этом. Я была уверена, что именно в этот день случится что-то если не плохое, то неприятное, потому старательно смотрела по сторонам и еще внимательнее слушала. Сегодня Энн охранял муж.

— Какая жалость, что брат короля и его жена попали под влияние дурной женщины, — проговорил тихий вкрадчивый голос, — здесь не без колдовства. Вы посмотрите, как она двигается. Человек так не может.

Я обернулась, демонстративно давая понять, что все слышала. Ага, герцогиня Бэкингем и леди Стенли.

— Здесь кто-то говорит о дурных женщинах? — проговорила я. — А как назвать ту, что убила собственного сына?

Как оказалась, леди Стенли может побледнеть еще больше. Нет предела совершенству. У герцогини отвалилась нижняя челюсть. «А ведь она сестра королевы», — вспомнила я.

— Разве вы не знаете, миледи, что сын этой женщины, которая корчит из себя набожную и благочестивую, очень хотел принять постриг в святой обители? — невинным тоном проговорила я. — А мать буквально затравила его, мешая осуществиться воле Божьей и благому деянию? Говорят, его даже пытались силой вытащить из монастыря. Бедняга не выдержал этого и умер от огорчения. А довести до смерти и убить — одно и то же, разве нет?

Герцогиня покивала. Если она и знала, по чьему приказу придушили Генри, то виду не подала. Моя версия выглядела вполне невинно и здорово била по репутации чокнутой мамаши.

— Не тебе говорить о моем сыне! — прошипела леди Стенли.

Я усмехнулась.

— И правда, к чему говорить о каком-то Тюдоре, к тому же мертвом! Пусть покоится в мире, — перекрестилась я, — а мог бы достичь многого, получить кардинальскую шапку. Прославил бы семью. А так… И говорить-то не о чем.