И исходит дьявол

— Я все еще как беспомощная лодчонка в море всех этих дел, — признался Рекс. — Все так сплелось, так перемешалось, и так фантастично. Я знаю, что мне не приснилась и прошлая ночь, и ночь перед этим. Я знаю, что, если бы Саймон не подвел себя к такой опасной черте, я бы не сидел сейчас с тобой вот так. И все же всякий раз, когда я об этом думаю, я чувствую, что это, должно быть, мое воображение, что этого просто не может быть.

— Может, мой дорогой. — Танифь нежно сжала с его руку. — В этом-то весь ужас. Если бы была обыкновенная, реально осязаемая опасность, это не было бы так страшно. И если бы подобное происходило во времена средневековья, все было бы по-другому. Тогда бы по крайней мере я могла поискать спасения в каком-нибудь духовном заведении, где монахи все бы поняли, а священники, которые были грамотны в подобных вещах, смогли бы защитить меня. Но в наши дни всеобщего скептицизма нет никого, к кому бы я могла обратиться. И полиция, и священники, и врач — все примут меня за сумасшедшую. У меня сейчас есть только ты, а после прошлой ночи я боюсь, Рекс, боюсь. — И внезапный румянец снова появился на ее щеках.

— Я знаю, знаю, — успокаивал ее Рекс. — Но ты должна попытаться применить все свои знания, чтобы ничего не случилось. У меня такое чувство, что ты возбуждаешь себя больше, чем это необходимо. Я согласен, что Моката может загипнотизировать тебя снова, если доберется сюда, и, может быть, использует тебя каким-то образом, чтобы вернуть бедного Саймона в свои сети, но что он может сделать кроме этого? Он ведь не собирается предпринять убийство кого-либо, за которое ему не избежать встречи с полицией.

— Я очень боюсь, что ты не понимаешь всей полноты ситуации, мой милый, — тихо проговорила она. — Сатанист, который так далеко ушел по Пути, как Моката, не нуждается в мотиве для убийства; удовольствие от злодейского дела — вот и весь мотив. То, что я оставила его в самый критический для него момент, вполне достаточная причина.

— А я говорю тебе, мое сердце, он никогда не рискнет на убийство. В Англии это слишком опасная игра.

— Но его убийства не похожи на обыкновенные. Если он захочет, он может убить на расстоянии.

— Что, втыкая булавки в маленькую восковую фигурку с твоим именем или расплавляя се перед огнем, пока ты не зачахнешь до смерти?

— Это один способ, но он, похоже, воспользуется кровью белой мыши.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не очень много знаю об этом, — только то, что слышала от мадам Д'Юрфэ и от немногих других людей. Они говорят, что когда очень продвинутый адепт желает убить кого-то, он откармливает белую мышь и поит ее святой водой, которую ему воруют из церкви подкупленные люди. Понимаешь, аспект святотатства играет здесь очень важную роль. Затем над этой мышью совершают католическую церемонию крещения и дают ей имя намеченной жертвы. Это создает связь между мышью и человеком гораздо более сильную, чем надпись на изображении.

— Потом они убивают мышь, да?

— Да нет, я так не думаю. Они берут у нее определенное количество крови, наполняют ее своей злой волей, испаряют ее, вызывают дух и наполняют его всей этой смесью. Затем опять же с помощью злого духа они каким-то образом отравляют кровь в венах жертвы. Но, Рекс…

— Да, моя милая.

— Я не боюсь смерти как таковой. Как бы то ни было, и я уже говорила тебе, у меня нет никакой надежды дожить и до конца этого года, но не это меня тревожит. Меня ужасает то, что произойдет после.

— Но уж мертвому-то он ничего не сможет сделать, — запротестовал Рекс.

— В том-то и дело, что может. — И по лицу Танифь опять потекли слезы страха и отчаяния. — Если он убьет меня таким способом, это и будет самым страшным.

Рекс как-то меланхолично провел рукой перед глазами.

— Не говори загадками, мое сокровище. Чего ты боишься? Объясни мне на обыкновенном английском языке.

— Ну, хорошо. Я полагаю, ты слышал о вампирах.

— Вообще-то да. Я читал о них в художественной литературе. Они как будто бы выходят из своих могил каждую ночь и пьют человеческую кровь, так? Но это пока их не обнаружат. Тогда их могилы разрывают при священнике, отрубают голову, а в грудь вбивают кол. Вот этих ты называешь неумирающими?

Тихо, растягивая слова, Танифь подтвердила:

— Да, это и есть неумирающий — отвратительное, отталкивающее существо, живой труп, который бродит в ночи, как огромный белый слизень, приобретающий очертания тела, напившись человеческой крови. Но неужели тебе никогда не приходилось читать о них в каких-нибудь других книгах, кроме художественных кошмаров?

— Да нет, насколько я помню, не приходилось. Я думаю, что герцог знает о них наверняка все, да и Ричард тоже, потому что оба они заядлые читатели. А я самый обыкновенный парень, каких большинство, и мы читаем только то, что пишут известные писатели, да и то, если интересно. Ты что, хочешь сказать мне, эти существа и в самом деле живут не только в воображении писателей?