И хочется и колется

Я осторожно сглотнула. Горло болело. Потянулась к стакану на тумбочке. Водички попить. До ужаса не хотелось выстраивать логическую цепочку дальше, но нужно не быть тряпкой, перестать жить иллюзиями и довести дело до конца. А то мало ли что мне кажется. Казаться может всё, что угодно. А на самом деле, правда совершенно иная.

– Я только вычухаюсь, и мы уйдём.

– Что, прости? – опасно склонился надо мной Крокодил. Лицо у него закаменело, лишь глаза холодом обжигают. Или мне кажется?

Я облизала пересохшие губы.

– Я заберу Котю, мистера Рыжа, и мы уйдём. Назад, к Юльке.

И в этот момент «чайник» Северина закипел. Я наконец-то поняла, что с ним не так. Да он в ярости. В бешенстве.

– Значит, ты заберёшь МОЕГО сына, НАШЕГО кота и свалишь? Просто так возьмёшь – и опять свинтишь, растворишься в пространстве? Унесёшь с собой ещё одного МОЕГО ребёнка?!

– Какого ребёнка? – прохрипела внезапно севшим голосом. – Нет никакого ребёнка, Северин, успокойся.

– В прошлый раз тоже не было, однако он есть, Северина! И ты посмела от меня скрыть правду!

– Ты же не верил, что он твой, – я даже испугалась Генкиного напора. Вот, блин. Кто бы подумал…

– Я спрашивал, а ты солгала! Посмела морочить мне голову!

Он судорожно выдохнул и потёр лицо ладонями.

– Скажи: я тебе совсем-совсем не нравлюсь, Лиль?

– А я тебе? – спросила в ответ и закрыла глаза.

Холодные Генкины ладони накрыли мои. Я вздрогнула.

– Открой глаза, Лиль.

Это приказ. И я не посмела ослушаться.

– Я люблю тебя, Лиль, – сказал Крокодил так серьёзно, что я поняла: это правда. Он не шутит. – И нет никакого договора. Он… липовый. Ну, какой договор, Лиль? Чушь собачья, не имеющая должной юридической силы. Я всё время ждал, что ты мне в лицо рассмеёшься и поймёшь, что всё это туфта. Это был всего лишь повод вернуть тебя, понимаешь?.. Я и расставаться не хотел.

– Почему же сказал тогда, чтобы я в тебя не влюблялась?

Это похоже на то, как малыши отношения в детском садике выясняют. Но, наверное, мы такие и есть сейчас – незрелые в своей любви. Спрятавшиеся за сто дверей. Одна – фантазёрка и выдумщица (сама выдумала, сама поверила), второй – косолапый крокодил, не умеющий правильно свои мысли выражать.

– Испугался, наверное, – сжимает он мне руку. – Знал бы, что ты сбежишь, язык бы себе вырвал.

Он вздыхает и ложится рядом. Отпихивает, выдавливает меня на середину кровати, утыкается лицом в плечо.

– Я тебя никуда не отпущу, Лиль. И сына не отдам, и кота. Я без тебя не могу. И не хочу. Да и Джина мне все части тела открутит, если ты уйдёшь.

Я глупо хихикаю. Смеяться мне больно. Горло огнём горит, но мне всё равно.

– А, ну, если Джина… тогда конечно. Останусь. А то как ты, бедный, будешь без всех частей тела жить? Без носа, например, или ушей. Хотя у Крокодилов уши маленькие, незаметные. Зато хвост большой. Без хвоста Крокодилам трудно.

– И кактусу без колючек – тоже, – подыгрывает он мне, захватывая в свои загребущие объятья.

Кажется, мне так хорошо, как никогда в жизни. Но на всякий случай я ещё раз прошу:

– Повтори, пожалуйста, ещё разок.

И в этот раз он не тупит, не говорит чушь. Сразу понимает, что я хочу услышать. Это, наконец-то, как с его умением угадывать мой размер, попадать в настроение моих мыслей или желаний.

– Я люблю тебя, Лиль. Очень-очень люблю.

Я вздыхаю, счастливая, улыбаюсь глупо, наверное, но мне сейчас всё равно.

– Я тебя тоже люблю, Ген. Всегда любила. Потому что ты у меня единственный и неповторимый Крокодил. Других таких нет.

– Выздоровеешь, сразу пойдём менять паспорт. И Котю я усыновлю. Больше никаких Белых. Только Северины! – ворчит Крокодилище любимое, а я балдею, меня плющит от счастья!

– Учти, – тычу я пальцем Генке в грудь, – я не беременная. А то ты там придумываешь что-то, сказочник.

– Ну, нет так нет, – покладисто соглашается мой муж. – Нет, значит будет, – бормочет он некоторое время спустя.

Пусть помечтает. Мечтать не вредно, иногда даже полезно. А у меня другие планы: учиться, Котю в школу подготовить, с наследством разобраться… Да мало ли у молодой замужней женщины всяких разных дел?

Эпилог

Время бежит быстро. Особенно, когда ты счастлив.

Минуты складываются в часы, часы – в дни, дни – в месяцы. Цепочка невероятных событий, открытий, ярких моментов.

С того знаменательного дня, когда мы наконец-то объяснились с Генкой, прошёл почти год.

– Ну, где вы там, скоро? – тереблю я своего любимого по телефону. – Джину не забудь, юного гения с Костиком забери. И маму, маму прихватите! Я знаю, что ты помнишь, но волноваться мне никто не запретит. Ты запрещаешь? Я тебя должна слушаться? Хорошо, мой падишах, твоя любимая и единственная жена слушается и повинуется. Но и ты не рычи, пожалуйста. К нам едут Серёга и Ева теперь почти Бандитовна, Юля и новое лицо в отечественном кинематографе Святославик. Не рычи. Нет, ты рычишь, Крокодил!

Ну, а что вы хотели? Восьмое марта, великий праздник! Я ему ещё забыла сказать, что и Джон с докторшей из санстанции, которая ему тут глазки строила, тоже едут.