И хватит про любовь

Но когда Ив снял трубку, она тут же забыла все свои приготовления, и с первых же слов наружу вырвалось подсознание: “Ив? В воскресенье мой муж на дежурстве…” Позднее в разговоре она ввернула: “Морин сейчас одна”. Таково было ее болезненное желание: чтобы Ив и Морин друг другу понравились, Ив стал любовником ее сестры, и это отсекло бы саму мысль о связи с ним. Ив ничего не понял. Подумал, что она решила поиграть в сводню.

С лестницы слышится стук двери лифта. “Наверно, Ив!”

Ив и Анна

Ив не видел Анну со времени их первой встречи. Он выходит из лифта на ее этаже. На площадке всего одна квартира. Перед дверью стоят детские велосипеды, самокаты, красная педальная “феррари”. Как будто предупреждение: мир Анны так же переполнен, как ее лестничная площадка.

Ив позвонил. Ему открыл мальчонка – Карл, вспомнил Ив – и уставился на него. – Мама, тут какой‐то дядя, – сказал он и убежал. – Входи, Ив. Ты поздоровался, Карл? – кричит голос Анны.

Ив шагнул через порог. Анна по‐прежнему невидима. Голос, догадался он, доносится из‐за двери спальни. – Извини, я еще одеваюсь. Тебе составят компанию мои родители.

Ив сделал еще шаг вперед. Приятная квартира, мебель довольно разномастная, но вся во вкусе шестидесятых годов. В гостиной обвешанная украшениями пожилая женщина с ярко выраженной сефардской внешностью сидит в кресле и расчесывает светлые волосы маленькой девочке. Ив узнал в ее улыбке улыбку Анны.

– Здравствуйте. Я Беатрис, мама Анны. Вы ее знаете – она всегда запаздывает. Ты поздоровалась, Леа?

Леа упрямо смотрит в пол. Бабушка не настаивает.

– Это Лоран, мой муж.

Представительный мужчина с длинными седыми волосами стоит у книжных полок и листает какую‐то книгу – Ив, войдя, не заметил его.

– Добрый день. Лоран Штейн, отец вечно запаздывающей дамы.

Ив пожимает протянутую руку:

– Ив Жанвье.

– Я знаю, – сказал Лоран Штейн и показал обложку книги.

Ив узнал “Трилистник о двух лепестках”.

– Выбрал почитать на вечер, – говорит отец Анны. – Начинается хорошо.

– Спасибо. Но кончается плохо. К счастью, книжка очень короткая.

– Очень короткая, плохо кончается. Подходящее определение жизни.

Ив улыбнулся. Отец Анны, глядя на него, открывает книгу:

– Можно одно возражение? Вернее, одно маленькое замечание?

– Прошу вас.

– Это по поводу цитаты из Паскаля, которую вы выбрали в качестве эпиграфа: “Мы всегда любим не самого человека, а его качества”.

– И что же?

– Простите, но не думаете ли вы, что все как раз наоборот: нас привлекает в человеке скорее его слабость, уязвимое место в его доспехах? Что любовь рождается, когда мы замечаем в человеке какое‐то несовершенство, что нас неудержимо притягивает его изъян?

Ив, несколько растерявшись, пытается возразить:

– Возможно. Но, мне кажется, Паскаль понимал слово “качества” как свойства характера, любые.

– А я боюсь, что он придает ему более плоский смысл. Признаться, я Паскаля терпеть не могу. Посредственный философ, узко мыслит, не может отрешиться от предрассудков. И его знаменитое пари, говоря откровенно, – сплошная глупость.

– Насчет пари я с вами согласен, – улыбается Ив.

Его прерывает веселый голос Анны:

– Спешу тебе на помощь, Ив, иначе папа вцепится в тебя, и мы действительно опоздаем. А ты, папа, перестань морочить ему голову. Ив, если мой отец тебе докучает…

– Да ничего подобного!

– Вы сейчас работаете над новым романом, месье Жанвье?

– Ив, просто Ив, прошу вас, месье Штейн. Да, я начал одну вещь. Это история влюбленной пары… Хотя звучит банально…

– Нисколько. И у вас уже есть название?

– Я хотел бы назвать эту книгу “Теория множества”, именно так, в единственном числе. Или “Абхазское домино”, я еще не решил.

– Абхазское?

– Да, Абхазия – это маленькая страна в Закавказье.

– Оба названия хороши. Разве что чуточку слишком заумные, нет? Но моя дочь права, я морочу вам голову.

– Ну… Мне хотелось…

– Вот, я готова.

Анна выскочила из спальни в нарядном красном платье с восточными узорами. Ослепительная, подумал Ив.

Она босиком и держит в руках пару сандалий:

– Мам, какие, по‐твоему, лучше: вот эти, критские, или вон те, римские?

Ив никакой разницы не видит. А мама Анны видит. Она решительно за критские.

– Всё, мама, мы пошли. Позвонила Морин. Она не нашла места для парковки и ждет нас внизу. Пока, папа. Дети, вы меня поцелуете?

Из детской прибегают Леа и Карл, обнимают ее изо всех сил, Леа изображает несчастного брошенного ребенка, притворно хнычет и смеется. Анна нежно освобождается из детских объятий и выходит на лестницу. Заходит с Ивом в лифт. Он в последний раз смотрит на красненькую “феррари”. Дверь лифта закрывается.