И хватит про любовь

И по дороге в Ла-Рош-сюр-Йон, сидя за рулем, Тома понимает, что едет на встречу с отцом. Если правы стоики и нет никаких человеческих отношений – дружбы, нежности, любви, – а все, наоборот, телесно; если верно, что любое чувство зарождается и укореняется в нашем теле, значит, эта поездка, пусть он и сильно с ней запоздал, весьма полезна. Тома едет, чтобы обрести мир с собой.

Луиза решила ехать с ним и отменила все дела.

– Спасибо, Луиза, что ты рядом.

Луиза, не говоря ни слова, ласково прислоняет голову к его плечу, он вдыхает аромат ее духов. Она закрывает глаза, обнимает его за шею. На ней строгий черный костюм, она смотрит на карту – изображает штурмана.

– Надо ехать по дороге номер 30, – шепчет она, – потом свернуть по первому указателю на Ла-Рош-сюр-Йон – Нуармутье.

“Через один километр сверните налево”, – произносит молчавший целых пять минут навигатор.

– Я так и сказала, – вздыхает Луиза. – Ты не можешь заставить его говорить на итальянском или на испанском? Хотя бы попрактиковаться в языке.

– Можно. И можно, если хочешь, поставить мужской голос.

“Через пятьсот метров сверните на шоссе D347”.

– Вот бы изобрели навигатор по жизни, – смеется Луиза и произносит механическим, без выражения, слегка гнусавым голосом: – Через неделю заведите любовника. Через день заведите любовника. Сверните налево, к Тома Ле Галю. Через месяц уходите от мужа. Через неделю уходите от мужа.

– Уходите от мужа сейчас, – шутит Тома.

“Теперь сверните налево”, – говорит навигатор.

– Вот видишь! – говорит Луиза. – Когда ты последний раз видел отца?

Она откладывает карту.

– Восемь месяцев назад, когда ему исполнилось восемьдесят лет. До того я не встречался с ним лет этак пятнадцать. Но тут захотел, чтобы мои дочки хотя бы раз пообщались с “настоящим” дедом. Чтобы он не остался для них каким‐то предком-призраком, не превратился в семейную тайну. Сами они не хотели, мне пришлось долго и упорно объяснять, настаивать на своем. В конце концов, чтобы убедить их, я сказал, что если дед умрет завтра, а они так его и не увидят, то потом будут всю жизнь жалеть.

“Через один километр, на площади с круговым движением второй поворот направо”.

– Заткнись ты! В общем, девочки согласились. Праздновали в банкетном зале большого ресторана у Порт-Майо, в какой я бы никогда не пошел по своей воле. Было довольно весело, хотя я чувствовал себя слегка неловко. Алисе и Эстер дед понравился, а еще больше – двоюродные брат с сестрой.

– Дети твоей сестры?

– Единокровной. Орель и Жюст.

– Жюст?

– Да, такое странное имечко. Я бы хотел, чтобы дочери приехали на похороны, но вызывать их из Глазго слишком сложно.

Луиза показывает пальцем на указатель “Ла-Рош-сюр-Йон, 15 км”.

Тома кивает.

– Я забронировал номер в приятной гостинице в Ла-Рошели, в старом городе, с видом на море. Поедем туда сразу после похорон. Хорошо?

– Отлично. У меня есть отмазка. Я сказала, что мне надо навестить одну клиентку, которая отбывает большой срок в Сен-Мартен‐де-Ре, проверить условия содержания. И это почти правда. – Как тебя представить? Луиза Блюм? Просто Луиза? Или “моя спутница”? – Луиза, по‐моему, лучше всего. Спутница тоже пойдет, я же приехала с тобой. К тому же я в черном, как положено. – Это платье тебе очень идет. – Это костюм, темнота!

“Второй поворот направо, на шоссе 347”, – велит навигатор. – Вот смотри… – Луиза вздергивает юбку. На голой ляжке показывается красное кружево с серыми узорами. – Я надела самое сексуальное белье. Купила его, честно говоря, специально для… для такого случая. – Чудесно, милая. Я скажу это отцу, как только увижу его в гробу.

Тома скользит пальцами по ее коленям, по бедрам, пробирается выше, ноги Луизы чуть раздвигаются, пропуская его руку. Тома замирает, машина замедляет ход. – Хорошо, что я взял автомат.

“Сверните направо”, – напутствует навигатор.

Тома следует его указаниям более или менее точно. Его рука проскользнула под шелк, касается податливого лобка. – Люблю тебя, – шепчет Луиза.

Пальцы сбиваются с курса, Тома тоже.

“Развернитесь при первой возможности”, – безучастно советует навигатор.

Анна и Ив

Уже ноябрь, но осень на юге Европы запаздывает. Французский институт во Флоренции пригласил Ива на презентацию его первой переведенной на итальянский книги. Он взял с собой Анну на все выходные. У них светлый номер с балконом, выходящим на Арно. Глядя с балкона на реку, Анна вдруг оборачивается:

– Пожалуйста, давай съездим в Ареццо. Мне так хочется увидеть одну фреску Пьеро делла Франческо. На ней беременная Мария, невозмутимо-торжественная, стоит во весь рост, по‐византийски. Одна рука лежит на животе, другая – на бедре. Потрясающие краски, тонкие очертания. Она появляется в фильме Тарковского “Ностальгия”. Помнишь, поэт и молодая белокурая переводчица едут в старом “фольксвагене”. Хлещет дождь, темное небо, извилистая дорога, и на вершине холма, среди кипарисов, стоит часовня.

Фильм Ив, кажется, видел, но эпизода такого не припоминает.