И хватит про любовь

Иногда на обратном пути из больницы Анна на часок-другой забегает к Иву. Рассказывает ему, как прошел день, какие были пациенты, как у них идут дела. В тот день одна женщина привела к ней на консультацию пятилетнего сына. Она из Мали, очень молодая, по‐французски говорит плохо, и это ее десятый визит. Ее мальчик, Морад, очень подвижный, с трудом концентрирует на чем‐либо внимание, к психологу его направил детский сад. Обычно он послушно сидит и рисует цветными карандашами: дерево, дорогу – всегда в темных тонах. Истина всплыла после первых же сеансов: мать не решилась сказать сыну, что его отец погиб на стройке два года тому назад.

Сказала только: папы больше нет, он уехал. Ребенок воспринял это исчезновение как что‐то постыдное, о чем нельзя говорить, он притворяется, что ждет, понапрасну, когда отец вернется, но наверняка все понял. А мать, беспомощная, растерянная, упрямо держится за эту ложь. Она думала, что оберегает сына, загораживает его от страдания, но получилось, что она отгородила его от себя, Морад остался один на один со своим горем.

Анна помогает матери и сыну сделать первые шаги к разоблачению этой тайны. И вот все слова сказаны, и Морад удивленно смотрит на мать. Тут‐то Анна ему и сказала:

– Теперь, если тебе станет очень тоскливо, ты можешь поговорить об этом с мамой.

А он спросил:

– А что это значит – тоскливо?

– Это значит – грустно. Что такое “грустно”, ты знаешь?

Мальчик покачал головой. Анна посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

– Ты помнишь папу, Морад?

Морад молчит. У матери на глазах выступают слезы. Анна обращается к ней:

– А вы, мадам, что вы можете рассказать Мораду об отце? Например, что он любил делать вместе с сыном?

Женщина долго думает, прежде чем прошептать:

– Муж любил петь. Пел одну песенку. Нашу, малийскую.

– А вы сейчас поете Мораду эту песенку?

– Ох, нет. Я не пою. Не умею петь.

– А ты, Морад, петь умеешь?

Мальчик не отвечает, глядит на мать и рисует медвежонка. Но Анна не отступает:

– Может быть, вы все‐таки споете нам эту песенку, мадам? Хотя бы только мелодию?

Мать кивает, но молчит и стискивает в руках носовой платок, так что костяшки пальцев белеют. Потом тихонько, с натугой запевает:

– Аанди д’бейиб йа махлех йа махлех ганнушу хашму уатех.

– О чем эта песня?

– Там говорится: “У меня есть маленький мишка, очень нежный и милый, и ему очень идет его носик”…

– Ну, Морад, вспоминаешь? Теперь, если тебе станет грустно, ты можешь вместе с мамой петь эту песенку, которую твой папа пел тебе, когда ты был маленьким.

Морад улыбается Анне и радостно кивает. Да, он знает эту песенку – Аанди д’бейиб йа махлех. И будет петь ее с мамой. Вместо папы, который умер. Он все понял! Аанди д’бейиб йа махлех. Ему можно грустить. Он снова сможет подходить к маме, говорить с ней об отце. А мать почувствует себя на своем месте. Теперь она готова к этому.

Ив слушает Анну и чуть не плачет от умиления. Чтобы она не заметила слезы у него на глазах и не стала над ним смеяться, он встает и идет готовить чай.

Ив и Стан

В книжном магазине “Как‐нибудь” осталось совсем мало народу, так что Ив уже собирается встать из‐за стола, где надписывал свои книги, и подойти к владельцу, который сидит у кассы. Как вдруг к нему подходит незнакомый человек, которого он раньше не замечал и который дождался последней минуты, чтобы протянуть ему “Трилистник о двух лепестках”:

– Кому? – спрашивает Ив.

– Станиславу и Анне, пожалуйста. Анна – моя жена.

Тон неприязненный. Ив поднимает голову, бросает быстрый взгляд на подошедшего. Высокий, лет сорока, очки в роговой оправе. Коричневый бархатный пиджак похож на тот, который Анна попыталась заставить его купить три дня назад. Ясно: этот Станислав – муж Анны, и он все знает. Что ж, рано или поздно этот момент должен был наступить. Может, он видел их вместе, или ему сказал какой‐нибудь приятель.

Ив пытается выиграть время.

– Анна или Ханна?

– Анна.

Анне и Ста…

начинает писать Ив. – Простите, месье, мы с вами не знакомы? – Нет. Мы точно никогда не говорили.

Голос у Стана холодный, враждебный. Он нервно сжимает и разжимает кулак. Анна однажды сказала, что, если бы Стан про них узнал, он мог бы ему “съездить по морде”. И Ив тогда ответил, что любое оскорбление от ее мужа вытерпит, но, если тот его ударит, заявит в полицию.

Ударить Стану не удается, а Иву не удается придумать невинную, но лукавую надпись, подходящую для такого исключительного случая. И он удовольствовался расхожей цитатой – словами Диотимы из “Пира” Платона, которую перекроил и присвоил Лакан:

…это история о любви, то есть о чем‐то таком, что

мы отдаем, не имея.

Ив Жанвье