И хватит про любовь

– Я сказала нет. Решаю я, а не Тома. Ясно?

Она хватает за руки обеих дочерей и, не слушая никаких возражений, тащит их прочь с ипподрома. Тома не спорит. Сходив за выигрышем, присоединяется к ним в машине. Луиза сидит за рулем, молча. Мотор уже заведен. Девочки что‐то чирикают на заднем сиденье. Тома показывает пачку банкнот: – На что потратим честно заработанные деньги?

Но Луиза не отвечает. Машина трогается, выезжает на окружную, Луиза сидит с каменным лицом, пристально глядя на дорогу. – В чем дело, Луиза? Что не так? Такая получилась забавная история. – Ты не понимаешь, Тома. Ничего забавного! Девочки перевозбудились, ты им все равно что кокаина дал попробовать. – Кокаина? – Вот именно. Азартные игры затягивают, как наркотик, ты не знал? Мои дочери стали неузнаваемыми. Я на тебя сердита. – Мне жаль. – Жаль… Уже поздно. Есть люди, которые все просаживают в казино, даже свою пенсию. Такая, если хочешь знать, моя мать. Да. Дома, в Ангьене. Она и сейчас туда ходит, когда может. Ты не представляешь, какие у меня с этим связаны воспоминания. – Надо было сказать… – Я не хотела ехать на ипподром, а ты настоял. Ну и вот. Ты добился своего.

Они надолго замолкают. Движение на окружной затруднено. С заднего сиденья не слышно ни звука. Тома оборачивается: уставшие девочки спят. На приборной доске мигает красная лампочка. Длинный писк.

– Черт! Кончился бензин. А чековую книжку я не взяла, – нервно говорит Луиза.

– У меня есть наличные, – шепчет Тома. – И немало.

Она не ответила. Тома искоса глянул на нее. Губы Луизы дрогнули и расплылись в улыбке. Скоро оба хохочут, так что машина виляет. А сестры так и спят.

Стан

Стан смотрит из окна гостиничного номера, как сгущаются сумерки в Лиссабоне.

Площадь Россиу. Длинная очередь на такси протянулась под платанами. Дождь недавно прошел, и балет черных зонтиков закончился. Первая в очереди – толстая дама, обвешанная пакетами. Она отдувается, проклинает дождь и ветер, ей все мешает: покупки, мокрый плащ и собственный вес. Наверняка она носит какое‐нибудь громкое благозвучное имя. Сеньора Коста, к примеру. Да-да, сеньора Мануэла Коста. Она спешит домой, чтобы все распихать по шкафам до возвращения сеньора Косты, и, верно, уговаривает себя, что трата на такси вполне оправдана количеством ее багажа. Жизнь временами бывает прекрасна, как большой магазин, скорее всего, думает она с улыбкой.

В постели за спиной у Стана спит, приплюснутая к подушке, обнаженная женщина. В размякшем лице не осталось и тени сходства с “Девушкой с жемчужной сережкой” Вермеера, которое померещилось в ней Стану. Спящую зовут Марианна Лоран, она замужем, говорит, что ей тридцать пять лет, часто смеется без причины и работает в лионской больнице Эдуара Эррио, в офтальмологическом отделении у Бонграна, ее специализация – операции на роговице, поэтому она и приехала на конгресс Europeen Association for Vision and Eye Research[20]. Теперь Стан знает еще, что у нее искусственно увеличенные губы и грудь, что она склонна к оральному сексу и коротко постанывает в процессе. Они пили портвейн в гостиничном баре, слегка перебрали, и она решительно увлекла его в свой номер. Стан поначалу просто не мешал ей проявлять инициативу, но потом роли поменялись, и он впал в такое неистовство, какого от себя никак не ждал.

Стан прижимает лоб к стеклу, оно приятно холодит кожу. Каждое такси медленно объезжает вокруг фонтана и колонны Педру IV. Стан успевает рассмотреть лица водителей и даже кто в чем одет: вон тот в любое время года не расстается с плохонькой серой жилеткой, а этот – любитель классической рубашки на пуговицах. У каждого своя манера встречать клиентов. Один поворачивается с любезной улыбкой, другой мрачно ждет указаний, уставившись в руль. А по тому, как шофер загружает багаж, можно понять о нем все: страдает ли он ишиасом, какое у него настроение, какие привычки. Стан вполне мог бы описать его жизнь, какая у него жена, любовница, сколько детей – один, два, три, и даже представить себе спящую на переднем сиденье собаку, пуделя или бульдога.

Марианна Лоран безбожно храпит с открытым ртом. Анна говорила, что у мужчин, а иногда и у женщин половой акт может быть “безучастным” – ее словечко. Стану приходится признать, что так и есть. Он повиновался всему, что делала с ним эта женщина, даже терпел, когда она впивалась ртом в его член, он переспал с ней, не испытывая ни капли любви или нежности, ища забвения, стремясь избавиться от мучительной боли одиночества. Он закрывает глаза. Хорошо бы снова отдаться этим жадным чужим губам, еще раз раствориться в этой упругой, разгоряченной желанием плоти.

Но на площади кружат такси, их медленное кружение завораживает Стана, и перед ним вдруг возникает Анна, его захлестывают черные мысли, он представляет себе ее обнаженное тело под телом другого мужчины, и эта картина надрывает ему сердце.

Тома и Луиза

I remember when rock was young

Me and Suzie had so much fun