И хватит про любовь

holding hands and skimming stones

had an old gold Chevy and a place of my own

But the biggest kick I ever got

was doing a thing called the Crocodile Rock[21].

Это песня Элтона Джона и Берни Топина семидесятых годов, но хонки-тонк на органе Farfisa не слишком устарел. Луиза так часто танцевала под “Крокодилий рок”, что он напоминает ей и ее тринадцать, и тридцать лет. Пройдет время, и будет напоминать сорок пять, хотя она об этом пока не знает. После очередного танца под композицию Radiohead Тома выдохся.

Он оставил Луизу плясать дальше, а сам уселся на табурет возле бара. Она вращается в руках высокого белокурого парня, юбка взлетает колесом. Она немного выпила.

Парня зовут Борис, с его слов (а говорил он намеренно громко) Тома понял, что он ведет какое‐то ток-шоу на одном из кабельных каналов. Смазливый малый со спортивной выправкой и очень телегеничной стрижкой, словом, звезда вечеринки. И он явно ухлестывает за Луизой. Только что во время разговора Борис сидел, развернувшись к ней всем корпусом, глядел в лицо, чуть склонив голову, быстро моргал и дважды опускал глаза. Тома легко распознал всю бессознательную гамму соблазнения, давно описанную бихевиористами. И Луиза, похоже, не совсем безразлична к его авансам. Она откинула прядь волос – характерный для нее жест, обличающий волнение.

Они танцуют, Борис нежно прижимает ее к себе. При каждом движении блузка Луизы задирается и обнажает кожу, а Борис кладет руку ей на бедро и кружит. Тома охватывает такая, почти физическая, ревность, какой он за собой не знал. Когда “Крокодилий рок” кончается и Борис приглашает Луизу на следующий, не такой зажигательный танец, Тома подходит и с улыбкой говорит: – Вы позволите? Я отберу у вас свою жену на один танец.

Блондин разыгрывает удивление, но, поклонившись и поцеловав Луизе руку, отходит к бару. Луиза от танцев раскраснелась. Она обмякает в руках Тома, томно кладет голову ему на плечо. – Вот уж никогда тебя не видела в роли мачо-собственника.

– По правде сказать, смотреть, как он тебя щупает, было довольно противно. И как ты вся трясешься от возбуждения – тоже.

Луиза отстраняется и вглядывается в глаза Тома:

– От возбуждения? Я, по‐твоему, тряслась от возбуждения?

– Да. А еще от тебя пахнет спиртным, любовь моя.

– Ты мне не отец.

Луиза пошатнулась, Тома удержал ее и засмеялся:

– Я просто отмечаю, что ты надралась. А парень, согласен, недурен.

– Более чем. И отлично танцует.

– Допустим. Но, на мой взгляд, он слишком уж к тебе прижимался.

– Так ты ревнивый?

– Ревнивый, да. А твой муж не был ревнивым?

– Ромен мне полностью доверял.

– Просто я, в отличие от него, знаю, что ты можешь уйти к другому.

– Я точно не уйду от тебя к какому‐нибудь Борису Ферну.

– Его фамилия Ферн?

– Если бы ты хоть иногда включал телевизор, ты бы это знал. Его все знают. Но я не падка на телеведущих. Предпочитаю психологов, которые играют на скачках. Ты мне устраиваешь сцену? Да?

– Вот уж чего я никогда не буду делать. Это бессмысленно и глупо. Но если я ревную, я тебе это говорю.

– Я люблю тебя, дурень, – роняет Луиза. – И потом, ты же знаешь, мне иногда хочется оторваться и показать всем задницу.

Тома улыбается, целует Луизу в затылок. И думает, что он не прочь посмотреть.

Карл и Леа

Карл и Леа завалили кухонный стол свертками. Их ровно сорок, потому что сегодня Анне исполняется сорок лет. Свертки самых разных форм и цветов, из бархата, гофрированной или шелковой бумаги. Настоящий сюрприз. Анна добросовестно разыгрывает удивление.

– Открывай, мама, открывай! – кричат дети, пока Стан режет на четыре части небольшой пирог, на котором Анна задула свечку.

Анна открывает свертки, берет по очереди: то большой, то маленький. Вот в этом маленьком камушек, раскрашенный в ярко-красный цвет с золотой буквой А. В этом – рисунок Леа, Анна бережно его разворачивает. Песочное пирожное с имбирем, которое она тут же съедает. Сиреневая резинка для волос. Красная роза, которую она быстро ставит в вазу. Червонная дама – рисунок Карла… Анна берет маленький сверток в обертке со звездами, но Карл и Леа требуют, чтобы этот она развернула в последнюю очередь. Анна улыбается. Стаканчик для чая. Пластиковый рыцарь, “чтобы он тебя защищал”, объясняет Леа…

Один сверток не похож на остальные, поменьше, более правильной формы и поаккуратнее упакованный. Анна это увидела и хотела вскрыть его попозже, но Стан подтолкнул сверток поближе к ней:

– Открывай! С днем рождения, милая!

Анна знает – там украшение, скорее всего кольцо, скорее всего великолепное, скорее всего безумно дорогое. У Анны блестят глаза, она смотрит на мужа, качает головой:

– Спасибо, Стан! Не надо было, ты знаешь, почему не надо. Я не могу принять, это же западня. Не надо!

– Молчи. Это кольцо, не цепь и не замóк. Ты же знаешь, я не пытаюсь тебя купить.