И коей мерой меряете. Часть 2. Ангелина

Вся взмыленная, вытащив последний противень пирожков, крошечных, румяных, нежных, пахнущих так, как могут пахнуть пироги только из русской печки, Геля почувствовала, что просто падает от усталости. Жара стояла в кухне, как в бане, хоть беги за веником и она, как была, босая, выскочила в сени. Стукнув ковшиком по тонко схватившемуся ледку, набрала полную кружку свежей, вкусной, не хуже лимонада, воды и залпом выпила. Постояла, потоптавшись на холодном полу, подумала, и, выхватив из бочки здоровенный соленый помидор, всосала его полностью, одним глотком. Потом сунула голые ноги в валенки, накинула платок и, прямо так, выбежала в сад, тихий и темный. Тихонько падал снег, все вокруг сияло бело и сказочно.

– Совсем зима… А ведь только днем такая капель была, солнышко. Думала весна уж…

– Гель. С ума сошла, холод такой!

У калитки стоял Володя и что-то прятал за спиной. Он схватил жену в охапку, одним легким рывком взял на руки, и, пробежав, по ступенькам крыльца, внес в дом.

В комнате, как фокусник, сдернул со свертка, который принес, упаковку и вывалил на стол желтую охапку мимоз. Аромат поплыл, почему-то вызвав желание заплакать.

Геля сунула лицо в пахучее облако.

– Тут еще я тебе…

Вытащил из кармана коробочку, открыл. На черном бархате змеилась тоненькая граненая цепочка с белым шариком.

Геля обняла мужа, и вдруг остро почувствовала запах спиртного.

– Вов…?

– Гель, пойми. У меня бригада проект сдала. Очень хорошо сдала, в срок.

– Она у тебя все время что-то сдает. А, Вов?

– Не волнуйся, Гелюсь. Все будет отлично, я обещаю…

– По-другому и не может быть, Вов. Если не хочешь все уничтожить.

Включив торшер, отвернувшись от спящего с разинутым ртом мужа, Геля аккуратно выравнивала на темной поверхности тумбочки две одинаковые цепочки. Получались ровные дорожки… рельсы… Потом резким движением, как будто рисовала крест, сбила их в блестящую кучку, жемчужинки покатились и упрыгали куда-то в темноту. Геля не стала их искать…

…

– Слушай, мать.

Верка здорово напилась и качалась, с трудом удерживаясь на ногах. От нее несло за версту, кофта перекосилась, из глубокого выреза торчал кусок кружевного, не очень свежего лифчика.

– Твой Вован лучше моего Генки, точно. Мой вон, обдрипанный какой-то. И слушай, чо скажу. У него стоит…

Дальше Верка присунулась прямо к Гелиному уху и понесла какую-то муть, горячо дыша чесночно-луковым водочным настоем.

– Да отвали ты. Что навалилась, как корова. И пошлятину свою вон – для Бэлки оставь.

Бэлка была интернатской поварихой и обожала копаться в чужом грязном белье.

– Ну ты прямо святая Мария. Куда там. Сама уж два раза замуж выскочила, за три —то года, а туда же, отваааали. У твоего то как, нормально? Все там путем? Своих-то сделает? Иль так и будет приёмыша воспитывать?

– Геля с силой толкнула дуру, так, что та плюхнулась на диван, задрав ноги.

– Идиотка пьяная. С собой разберись!

Сев за стол, отодвинув от себя грязную посуду, огрызки, куски и всякую недоеденную дрянь, Геля долго смотрела, как абсолютно пьяный Володя что-то воодушевленно толковал Генке, Веркиному мужику. Подошла Верка, оперлась бедром о Вовкину руку, потянулась, как кошка. Но мужики не обращали на нее никакого внимания.

***

Сильно кружилась голова. Подташнивало. Попытавшись отодрать голову от подушки, Геля поняла, что это ей не по силам, все плыло и переворачивалось. И так болело горло, как будто его сверлили тупым медленным сверлом. В ногах сидела Ирка и дергала ее за палец.

– Маааам. Маааам. К бабе…

– Ирин, пойди возьми на кухне хлеб с молочком. Мама полежит и встанет, хорошо?

Она сама не узнала свой голос, он даже не басил, сипел. Ирка козленком поскакала в кухню, она была полностью одета, видно Володя перед уходом позаботился о ребенке, но не стал будить жену. Проводив дочь глазами, Геля с интересом смотрела, как, сквозь туман, на беленом потолке пляшут огненные искорки. Потом стало так холодно, что она чувствовала, как стучат зубы, но ничего не могла с этим поделать. А потом вдруг нахлынул дикий жар и темнота…

Глава 13. ссора

Тоненький лучик света проникал откуда-то так навязчиво и раздражающе, что щекотал ресницы и даже нос. Хотелось чихнуть, но так болела голова, что чихнуть Геля побоялась, а вдруг взорвутся мозги. Она осторожно приоткрыла глаза, хотела повернуть голову, но что-то крепко держало ее за шею. Держало душно и очень больно. Геля попыталась позвать кого-нибудь, но смогла выдавить только беспомощный сип, от которого так резануло в горле, что брызнули слезы.

Поморгав, она смахнула их и с трудом сконцентрировала взгляд на лучике. Он шел откуда-то со стола, похоже настольную лампу придавили подушкой.

– А пожар? Вот дураки…

Думать тоже было больно. Геля закрыла глаза посильнее, чтобы снова провалиться в полусон-полуобморок, в котором ничего не болело.

– Гелюсь, маленький. Как ты? Посмотри на меня, девочка.

Геля опять разжала веки и сквозь красноватый туман разглядела бледное Вовкино лицо.

– Вооов, – жалобно просипела она, и попыталась стянуть с шеи то, что так ее душило. Вов… Мне плохо.