И лицо твоё в пламени вижу...(СИ)

Рейвен искоса взглянул на Таниту- так и не прикоснувшись к еде, она сидела безвольной красивой куклой у подножия дерева, раскидав руки по обе стороны от тела. Интересно, какова ее истинная внешность? Сколько ей на самом деле лет? Возможно, за милым личиком скрывается древняя как сам мир старуха, что беззубо смеялась, видя, как сгорает от страсти Охотник, попавший под её чары. Это разозлило и смутило одновременно. Отвернувшись, он попытался воспроизвести в уме несколько положений из кодекса Охотников, чтобы хоть немного прийти в себя. Глаза начали слезиться от дыма костра. Наверно. Не от постоянного же прокручивания в голове вида ее жалкой маленькой фигурки, прикованной к дереву на цепь, что годна лишь для диких зверей.

Да что с ним происходит? Это ведьма! Она почище любого зверя будет. Тот редко нападёт, вред причинит без причины. Нет, только если голоден, если детям своим опасность чувствует, либо если безумием поражен. Но ведьма....

И всё же, обернувшись, он с неизъяснимой тоской на сердце хмуро смотрел, как пытается она занять положение поудобнее, как старается не задеть хлеба с лежащим на нем мясом, как испуганно косится на него, думая, что он не замечает этого.

-Сколько лет тебе, ведьма?- помимо воли вырвалось у него.

Удивленно вскинула она на него длинные ресницы, но ответила тихо:

-Двадцать.

-Настоящих!- злобно бросил Рейвен. Но она лишь, слегка нахмурив брови, будто и вправду не понимая, о чем он, тихо повторила:

-Мне двадцать, - упрямо повторила и отвернулась, помощившись от боли. Забыла, видно, об ошейнике.

Отвернувшись, Рейвен потянулся к одному из одеял, брошенных на землю. Отнеся его к дереву, он остаток ночи убеждал себя, что сделал это лишь для того, чтобы ведьму здоровой и невредимой привезти в Орден. И никак иначе.

22

-Вставай, ведьма!- дёргал Рейвен цепь, хмуро глядя на свернувшуюся клубочком девушку. Рыжая коса разметалась по земле, ресницы тихонько подрагивали. Плечи, укрытые шерстяным одеялом, плавно вздымались и опускались, вызывая смятение внутри. Рейвен никак не мог забыть, как унизил себя. Как желал её- коснуться белой нежной кожи, запустить пальцы в огненное пламя волос, смять губы в поцелуе. Виски заломило. Сжав челюсти так, что зубы едва не раскрошились, Рейвен тряхнул головой, освобождаясь от наваждения.

-Вставай!- разозлившись, с силой дернул он цепь. Ведьма, вскинув голову, тут же скривила губы от боли и устало оперлась на локоть, будто голова ее весила несколько пудов. Пряди волос у лица безжизненно повисли, закрывая лоб. Ведьма тяжело дышала, мутным взглядом обводя вокруг себя. Притворяется? Но когда Рейвен, опустившись на корточки, прижал руку к ее лбу, то замер в нерешительности - кожа девушки пылала, словно камин в морозную зимнюю ночь. Зря он так далеко от костра ее уложил. Это ведь он, Охотник, благодаря годам тренировок выносливее стал. А это- дана молоденькая совсем, хоть и ведьма, а росла в роскоши да неге. Таким камины и теплым летным днем без устали топили прислужницы. А с ног свалить и легкий ветерок мог, что гулял вдоль стен замка. А каким же он был глупцом, когда считал, что ей много лет. Нет, у древних, несмотря на юную внешность, глаза всё выдают. Годы прожитые лишают глаза сияния, присущего лишь юности, тускнеет взгляд. У этой же глаза юные, чистые, хоть и дымкой болезни подернуты.

. Выругавшись, Рейвен вытащил из кармана ключ, открыв замок на ошейнике. Ничего её не берёт - ни серебро, ни рябина, что он добавил в отвар. Не видел бы он сам пламени, льющегося из ее ладоней - решил бы сейчас, что весь Орден опозорил, простую девицу поймал. Да ещё и непростую, очень непростую- если бы выяснилось, что дана - не ведьма, то огромная опасность грозила уже самому Ордену. Рейвен невольно впервые задумался- а не было ли среди обреченных на смерть невиновных? Ордену нужно было, после всех допросов и пыток очередной несчастной, обвинить ту в ведьмовстве, придав огню. Дескать, всё признала, повинилась. И себя так спасали, и авторитет свой укрепляли, славу великих Охотников на ведьм, что никогда не ошибаются, не упускают жертв своих. А на самом-то деле- и упускали, и гибли, и даже была пара предателей, что пытались помочь. Их имена стерли из всех записей братства, а самих казнили вместе с теми, кого они так рьяно пытались спасти.

Девушка на руках застонала, прислонившись к нему дрожавшим в лихорадке телом. Рейвен понял- дело плохо. Нужно искать лекаря, иначе никак.