I love Dick

Странное совпадение. Сильвер уже был знаком с Жоржем Лапассадом (фамилия означает «интрижка» на французском жаргоне). Более того, Сильвер знал Лапассада очень хорошо. В 1957 году в Париже мастер по трансу Лапассад преподавал в Сорбонне, практикуя раннюю форму психодрамы. Среди озадаченных добровольцев был студент первого курса по имени Сильвер Лотренже, который планировал в следующем году бросить университет и вместе с французским mouvement отправиться в Израиль строить сионистский кибуц. Жорж Лапассад был очарован этим амбициозным юношей, у которого не было личных амбиций.

Риторика терапии разворачивается вокруг веры в личный выбор. До тех пор Сильвер никогда не думал, что он у него есть. Жорж Лапассад предложил Сильверу немыслимое: чтобы тот отказался от поездки в Израиль и ушел из сионистского mouvement. Под руководством Лапассада Сильвер написал официальное заявление об уходе своим товарищам, которые были его семьей с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет. Так он не уехал в Израиль и остался в университете.

Такси приближалось к Хьюстон-стрит. С нетерпением Крис открыла адресованный ей конверт и начала читать. Это была копия письма Дика к Сильверу.

Дыхание перехватило, она с трудом дышала под тяжестью письма, и потом она вышла из такси и показала свой фильм.

Теоретические вымыслы Послесловие Джоан Хоукинс

Многие критики не любят «романы» Крис Краус. Я называю их «романами» (в кавычках), потому что не до конца уверена, что работы Краус можно отнести к общей категории «романов». Скорее, как заметил Сильвер Лотренже, прозаические работы Краус составляют «новый жанр», «нечто среднее между культурной критикой и художественной литературой» (I Love Dick, c. 37). Сама Краус назвала свою раннюю манифестацию этой деформации жанра «Феноменологией Одинокой Девушки» (c. 129). Я предпочитаю называть это теоретическим фикшеном.

Под «теоретическим фикшеном» я не подразумеваю книги, которые лишь контекстуально осведомлены теорией или могут быть прочтены теоретически – например, «Тошнота» Сартра или «новый роман» Роб-Грийе. Скорее, я имею в виду книги, в которых теория становится существенной частью «сюжета», влиятельным персонажем в выдуманной вселенной, созданной автором. В «романах» Краус споры о Бодрийяре и Делёзе и размышления о «третьем отстранении» Кьеркегора формируют неотъемлемую часть нарратива, в которой сами теория и критика иногда беллетризированы.

Несмотря на то, что теория играет ключевую роль в книгах Краус, теоретическая дискуссия часто исключена из рецензий на ее работы. I Love Dick, ее первая книга, обычно описывается как история неразделенной любви Краус к критику культуры Дику Хебдиджу.

«Кому позволено говорить и почему, – пишет Краус, – это единственный важный вопрос» (c. 187). Я модифицирую его таким образом: кому позволено говорить, кому позволено говорить о чем и почему – единственные важные вопросы. Разумеется, этими вопросами меня подтолкнули задаться определенные, даже самые расположенные к ней, критики Крис Краус. Почему «романы» Краус в большей мере отнесены к жанру, который она называет «История Тупой Пизды» (c. 21)? Почему даже арт-критики склонны редактировать, цензурировать, отфильтровывать определенные аспекты ее работ? Я не могу ответить на эти вопросы, но могу попытаться немного восстановить баланс, поговорив об аспектах искусства Краус, которые, как мне кажется, часто остаются без внимания.

Книга I Love Dick поделена на две части. Часть I «Сцены из супружеской жизни» представляет нам параметры любовной истории – объединяющего эмоционального и нарративного элемента книги. Она читается, как пишет Джованни Интра, «как “Мадам Бовари”, если бы ее написала Эмма». Разумеется, «Мадам Бовари» – литературная аналогия, к которой прибегают и Крис с ее мужем Сильвером. В одном ярком отрывке Сильвер пишет «Дику» о своей жене «Эмме» и подписывает письмо именем «Чарльз». «Дорогой Дик, это Шарль Бовари» (с. 104–106). Крис присоединяется к этой фантазии, когда говорит читателю в экспозиционном отступлении, что «секс с Шарлем не заменил Эмме Дика» (с. 107).