- Может, ты не будешь орать, а просто зайдёшь ко мне? – любезно предложил я голосом охрипшего престарелого моржа. Мама в мгновение ока оказалась рядом со мной, живописно извергающим целый букет овощей в не очень приглядном виде.
- Я, конечно, могу подождать, пока из тебя выйдет вся гадость…
- …которую ты мне скормила…
- … которую ты нажрал, - (мама – просто эдакая современная богиня добра и милосердия, образцовая мать, да), - но тогда ты сбежишь к себе в комнату, совьёшь своё гнездо и оградишься звуковым барьером из своей мозгодробительной музыки. Поэтому слушай сейчас, пока я не забыла всё, что хотела тебе сказать.
Ну, приступим, как я понял. Мама продолжала:
- Меня всё это начало настораживать уже давно. Когда нормальные парни дрались за девчонок, - (блять, мама, я был о тебе лучшего мнения!), - ты сидел с этой старой побитой гитарой и ни с кем не разговаривал. Когда ты перекрасил волосы, я начала волноваться. Я молчу про накрашенные ногти. Или ты думал, что я не замечу? – (честно говоря, мне было просто похуй, но раз такое дело, сделаю унылую рожу, чтобы мама подумала, что я огорчён), - А теперь это. Этот странный парень. Он, конечно, очень похож на тебя… Но… - мама замялась. Ну даже если мама начала смущаться, значит, всё очень плохо и сейчас будет отожжено что-то совсем уж космическое. – Фрэнк, ты что, гей?
Я подавился собственной блевнёй. Сказать по правде, ощущения не очень.
Что? Что она сказала? Не гей ли я?
- Мам, а ещё я наркоман, инопланетянин, фанат настольного тенниса, я коллекционирую плюшевых единорогов и увлекаюсь историей коммунизма, - смог выдавить из себя я в перерывах между «буээ».
- Я серьёзно.
- Я тоже.
- Фрэнк!
- Мам, что бы ты там себе не придумала, я не гей.
Я говорил и сам не верил своим словам. Я ведь не гей! Да, но вчера обжимался с парнем. Чёрт, чёрт, чёрт. Тупо. Глупо. По-идиотски. Но, даже если мне и нравятся мальчики так же, как и девочки, не думаю, что маме стоит об этом знать.
- Не давай мне больше поводов так думать, ладно? – улыбнулась она. Я выдавил из себя жалкое подобие улыбки в ответ.
- Окей.
… Почему она так подумала? Из-за того случая, когда Джерард забрался ко мне в постель? Из-за того, что я всегда с ним? Или просто потому, что ей не нравится мой образ жизни? Я не знаю, что и думать. Не знаю, как быть. Убеждать её в том, что я натурален просто ради того, чтобы она не волновалась? Но ведь нихера я не натурален. Глупо было бы сидеть и лить крокодильи слёзы по поводу того, что «О, Господи, я целовался с парнем, пойду вскроюсь лопатой». Того, что было, уже не изменить, и лучше как-то принять это, чем стараться всё закрыть, завуалировать, замазать какими-нибудь дурацкими воспоминаниями. Если это не пройдёт, маме просто придётся смириться, а если пройдёт – смириться придётся Джерарду. Одно из двух, и на кону я. Нельзя назвать это совсем уже «влип», но вот «попал» так точно.
К обеду мне стало легче. Блевня вся вышла, и я просто валялся на кровати, безумно уставший и убитый всей этой фигнёй. Одновременно хотелось спать, было жарко, дрожали руки, а во рту оставался мерзкий привкус брокколи. Я больше никогда не буду есть эту грёбаную траву! А если я попаду в ад, меня будут насильно кормить только брокколи.
- Фрэээнки!
Твою мать блять сука нахуй.
Или «это же Уэй».
- Для кого дверь вообще придумали? – возмутился я, наблюдая за тем, как Джерард пролезал в моё окно.
- Адреналинчик в заднице заиграл, - улыбнулся Джи, и глаза его блеснули лукавым огоньком. – Как ты?
- А ты не видишь? – саркастично переспросил я, всем своим видом изображая несчастного и обездоленного.
- Тогда я буду облучать тебя своей энергией добра, - во все тридцать два лыбился неизвестно отчего довольный Уэй, плюхнувшись на мою кровать. Меня тряхнуло, и я понял, что во мне ещё что-то осталось. Твою мать, я уже просто физически устал блевать. Увидев, как я позеленел, Джерард тут же начал пулемётной очередью рассыпаться в извинениях. Минуты две. Чисто символически.
- Ты что, не рад меня видеть? – удивился он, глядя на мою кислую рожу.
- Думаю, тебя не рады видеть мои внутренности, - скривился я, снова резко скрючиваясь – боль пронзила живот так, что я не мог глаза открыть. Но вдруг я почувствовал руку Джи у себя на боку – или он испугался, что я свалюсь (к чему я был, кстати, очень близок), или ему просто захотелось меня коснуться.
- Эй, осторожно, - буркнул он, и я понял, что всё-таки первое. А жаль.
- Если бы я свалился, из меня бы вышли даже кишки, - прохрипел я.
- Я тебя держу, - Джи меня обнял сзади, уткнувшись носом мне в затылок. – если упадём, то вместе.
- Да, и ты выдавишь из меня всё, что осталось, - улыбнулся я, дотрагиваясь до его руки. Мне нравилось играть с этим, нравилось то, что мама не в курсе, что никто не в курсе. Нравилось, что Джи так близко, и при этом не настолько близко, чтобы раздражать. Просто нравилось.