Увидев его таким – плечи опущены, глаза полны боли и грусти, – Джуд почувствовал, как его злость исчезает. На ее месте осталось лишь нежное желание делать то, что он всегда делал – защищать Антона.
– Ты солгал мне, – сказал он, но без жара.
– Ты солгал мне первым, – возразил Джуд. – И врал дольше.
– И что, мы квиты? – спросил Антон.
Джуд просто пожал плечами:
– В любом случае мы попробовали. И сделали все, что могли.
– Знаю, – голос Антона срывался. – И этого не хватило. Я не могу спасти тебя. Я потерпел неудачу в том единственном, что имеет значение.
– Я вижу это по-другому.
Антон поднял взгляд темных от непролитых слез глаз.
– Нет, – продолжил Джуд. – Все в итоге умирают. Все заканчивается. Но если мне придется умереть, то я бы предпочел знать, что дал своей жизни все, что мог. Что хотел. Что я любил и был любим. Что я боялся, но не позволял страху удерживать меня. Что я прыгнул с вершины маяка, не зная, что ждет внизу. Что прошел по более темному и странному пути, чем тот, что лежал передо мной, ведомый лишь верой в юношу, которого люблю.
Он накрыл руку Антона своей.
– Ты дал мне это, – сказал Джуд. – Все, что я хотел для себя, то, что я даже не думал, что могу хотеть. Что бы ни случилось, когда мы прибудем в Назиру, что бы ни случилось со мной, не забывай про это.
Антон перевернул ладонь в руке Джуда и переплел их пальцы, костяшка к костяшке.
– Ладно, – сказал он в ветер. – Не забуду.
41. Беру
Большинство приверженцев храма Эндарры бежало, когда бог явился.
Беру стояла на ступенях храма и смотрела на реку, на лодки, в которые сели последователи, чтобы отплыть в город.
Но некоторые из них остались и опустились на колени, умоляя.
Бог не стал пытаться остановить бежавших. В этом не было нужды.
Это покажет людям, что они поклонялись ложным идолам последние два тысячелетия. Строили монументы вроде этого храма в честь убийц бога. Позволили своей вере испортить их, распространять ложь, как невидимый яд.
Именно тогда бог понял, что сделает.
– Этот город назвали в честь Эндарры Прекрасной. Его красота скрывает болезнь, гниющую внутри. Но больше нет, теперь все узрят ее.
Он закрыл глаза Беру и призвал мор. Невидимое облако инфекции поднялось над храмом, и бог позволил яду двинуться в сторону бегущих последователей и наполнить воздух, которым они дышали. Поветрие начнет действовать лишь через несколько часов и к тому времени распространится по всему городу. А когда люди взовут к своим пророкам, ответа не последует.
Закованная глубоко внутри разума бога, Беру боролась с его волей.
«Я – Беру из Медеи, – сказала она себе. – Сестра Эфиры. Неупокоенная».
–
«Потому что не хочу забыть, – ответила Беру. – Не могу забыть».
–
Часть ее была согласна с богом. Она видела, как приятно погрузиться в ничто, а не наблюдать за разрушениями. Но другая часть ее, такая глубокая, что бог не мог ее коснуться, восстала. Пусть она не могла поднять даже мизинчик, важно было, что она все еще знала, кем является. Девушка не могла объяснить почему, но знала, что это важно.
–
Бехезду раздавила сама земля. Паллас Атос накрыла река крови. Эндаррион падет от мора. И этого все еще недостаточно.
«Все пророки мертвы, – сказала ему Беру. – Их больше нет. Ты получил свою месть».
–
«И этого будет достаточно? – спросила Беру, уже зная ответ. – Забрав его жизнь, ты утолишь свой гнев?»
–
«Тогда почему? – умоляла Беру. – Зачем это делать? Зачем заставлять страдать?»
–
И Беру увидела, что собирается сделать бог. Увидела, но остановить не могла.
Бог исправит мир единственным известным ему способом.
Разрушит его.
IV. Последний пророк
42. Антон
Они целый день сидели внутри брошенной мастерской изобретателя напротив Великой Библиотеки, и ни один человек не вошел и не вышел.
– Тут же, по словам Хассана, находятся повстанцы, так ведь? – уже второй раз за все эти часы спросила Эфира.
– Должен быть другой вход, – настаивал Илья.
– Или они переместились, – предложил Джуд.