И на дерзкий побег

Уходили в предрассветных сумерках…

Впереди размеренно шагали навьюченные олени, работник торговца, Жонг, вёл первого оленя в поводу. На последнем покачивался в седле Ювэй, за ними с автоматами на плечах шли Лосев, Трибой и Шаман.

С околицы деревни друзей провожал взглядом Громов. Когда скрылись в тайге, кузнец обернулся и, вздохнув, пошёл обратно.

По осенней тайге, держа путь на запад, двигались неделю. В преддверии зимы она стояла молчаливая и пустая. Гольцы курились туманами, утренники стали холодными, на пожухлых травах иногда блестел иней. Судя по поведению Ювэя и работника, шли они проторенным путём.

На ночь останавливались в глухих распадках, ночуя у костра и выставляя охрану, дважды ночевали в старых заброшенных балаганах. Торговец оказался словоохотливым и на стоянках, попивая крепкий чай, рассказывал спутникам о делах в Китае. Так выяснилось, что война там продолжается. Армия Чан Кайши с переменным успехом сражается с красными отрядами Мао.

— И кто там сейчас берёт верх? — спросил в одном из разговоров Лосев, помешивая в костре поленья.

— Сложно сказать, насяльника, — пожал Ювэй жирными плечами.

Он с первого дня понял, что среди русских тот старший и называл его только так.

— А всё-таки? — шелуша в ладонь кедровую шишку, спросил Шаман.

— У правительства большая армия и много оружия, но отрядам Мао помогает ваш Сталин.

— Это как?

— Он тоже даёт им оружие, хочет, чтобы коммунисты победили.

— И что? Оправдывают доверие? — покосился на маньчжура Трибой.

— Моя не знай, — развёл руками. — Но вроде как наступают. Захватили Цицикар, захватили Харбин, а ещё много селений и деревень.

— Да, — хмыкнул Шаман. — Как бы нам не попасть на новую войну. При таком раскладе.

На девятые сутки к вечеру вышли к широкой, с плавным течением реке, поросшей густыми зарослями.

— Уссури, — показал с седла на другой берег Ювэй и что-то на китайском приказал Жонгу.

— Тин[127], — откликнулся работник и повернул аргиш в сторону.

Прошли по берегу с километр вниз до укрытой в густых зарослях тростника протоки. Тут остановились. Жонг, передав повод Трибою, исчез в них и вскоре вернулся.

За ним шли ещё трое в широких шляпах из соломы, коротких замызганных халатах и сандалиях.

— Тоже моя работники, — слез с седла маньчжур и отдал приказ.

Прибывшие стали развьючивать оленей и таскать мешки в заросли, потом, сняв с них упряжь, отпустили в тайгу. Ювэй и остальные молча наблюдали.

Затем он обернулся к Лосеву и махнул рукой:

— Айда за мной.

Хлюпая ногами в неглубокой тине, двинулись следом. Под купающей в воде листья ивой была спрятана джонка. Погрузились туда. В лодке имелись три банки, вдоль них лежала бамбуковая мачта и свернутый парус. Здесь же мешки с пушниной.

— Теперь будем ждать, когда пройдет пограничный катер, — сказал, усаживаясь, торговец.

Все последовали его примеру.

Дневной свет между тем мерк, над протокой поплыл туман, где-то хрипло прокричала цапля. Спустя примерно два часа со стороны реки донесся стук мотора, усилился, а потом постепенно стих. Возникла звенящая тишина.

— Кхэи[128], — нарушил её Ювэй, один из работников оттолкнулся от берега шестом.

Остальные быстро установили мачту, подняли квадратный парус и уловили верховой ветер, который повлёк судёнышко вперёд. Через короткое время вошли в реку. Над водой уже висела ночь, небо заволокло тучами, из-за них проглядывала луна. Взяли курс на темневший вдали берег.

Спустя полчаса джонка вошла под стоящие там деревья, развернулась бортом.

Хозяин что-то залопотал работникам, прихватил дорожную сумку и махнул русским рукой. Поправив лямки вещмешков, те передернули затворы, вслед за Ювэйем шагнули за низкий борт и побрели к суше. Джонка же, отчалив, скрылась, как и не было.

С маньчжуром впереди шагнули под высокие своды пихт и кедров, вскоре вышли на звериную тропу. Ювей вёл небольшой отряд уверенно, изредка останавливаясь и слушая ночь. Против ожидания толстяк оказался сильным и выносливым. С коротким остановками двигались пока не забрезжил рассвет.

В тайге стало светлее, застрекотала сорока. Вышли к череде холмов, густо поросших березняком и пахучим можжевельником. Двинулись вдоль них, спустились в неглубокий распадок с бьющим из земли ключом на полянке. Рядом обнаружилось старое кострище с прибитым пеплом.

— Здесь безопасно. Мал-мал отдохнем, — снял Ювэй с плеч сумку.

Остальные, освободившись от вещмешков, насобирали хвороста, вскоре бездымно затрещал костер. Вскипятив чаю, позавтракали, запивая им пресные лепешки с вяленым мясом. Установив дежурство, проспали до полудня.

На закате, выйдя из распадка, поднялись на горную седловину, откуда открывались новые, поросшие лесами дали. В одном месте, километрах в трёх, просматривалось плато, по нему змеилась река, на берегу виднелись строения.

— Романовка, насяльника, — сказал Лосеву Ювэй, показав в ту сторону рукой.

Николай поднял к глазам висевший на груди бинокль, цейсовская оптика приблизила картину. Строения оказались избами (три десятка) в центре высился молельный дом с крестом, на окраине — ветряная мельница.