Лосев, Трибой и Шаман теперь жили в избе Громова, покинув гостевой дом. Новоявленный старовер всё время пропадал в кузне, выполняя многочисленные заказы, а друзья занялись хозяйством: накосили травы для лошади с коровой, завезли на усадьбу и сметали в стог, привезли из тайги воз смолистых брёвен, распилили и покололи на дрова, аккуратно сложили в поленницу.
Трибой близко сошелся с Касьяном и вместе с ним ходил на дальние озера за деревней, откуда приносил жирных уток и гусей, а Шаман с учетом бывшей профессии, занялся на дому слесарным делом. Тем более что в кузне нашлись нужные инструменты.
Для начала наладил соседу через дом молочный сепаратор, а затем починил жене Митрофана швейную машину «Зингер». Слух про умельца быстро разошелся по деревне, к нему понесли на починку ружья, примусы и амбарные замки. А как-то зашел лет пятидесяти мужик с пушистыми усами и серьгой в ухе.
Шаман копался в ходиках с кукушкой, Лосев, сидя рядом, наблюдал.
— Доброго здоровья, — гость поприветствовал обоих, развернул чистую холстину и выложил на стол маузер. — Сможешь починить?
— Редкое оружие, — взвесил на руке Шаман.
— В чем загвоздка?
— Клинит. Не подаёт очередной патрон, — уселся напротив.
Пистолет был не новым, с чуть потёртым воронением, но ухоженный.
— Ладно, оставляй, погляжу, — Шаман отложил оружие в сторону.
— Откуда он у тебя? — поинтересовался Лосев.
— С Гражданской, — мужик покашлял в кулак. — Я в прошлом есаул[126]
, служил у атамана Семенова.— Однако, — удивились бывшие фронтовики. — А как оказался здесь?
И тот рассказал следующее. Происходил из Забайкальских казаков, в 1913-м закончил Оренбургское юнкерское училище, воевал в Первую мировую с немцами, а в Гражданскую на Дальнем Востоке — с большевиками.
— После разгрома наша армия ушла в Маньчжурию, — продолжил бывший есаул. — Часть определилась на службу к японцам, оккупировавшим Китай, остальные, в том числе я, отказались. До сорок пятого жил в Харбине, работал кем придётся. Затем вместе с товарищем решили вернуться в Россию. Зимой перешли по льду Амур, хотели добраться до Хабаровска, заблудились. Товарищ погиб в тайге, а я вышел сюда, где остался. Принял старую веру и имя Пантелей. Женился, занимаюсь хлебопашеством и охотой. Так когда зайти? — кивнул на маузер.
— Давай завтра вечером, — вытер руки тряпкой Шаман.
— Занятный человек, — сказал Лосев, когда за гостем закрылась дверь. — Нужно будет побольше выяснить у него про Китай.
— И я так думаю, — снова занялся часами Шаман.
Когда на следующий вечер Пантелей появился снова, слесарь вручил ему маузер: «Держи, всё работает». Здесь же находились Лосев, Трибой и Громов. Ему тоже было интересно.
Есаул пощелкал затвором, удовлетворенно хмыкнул:
— И в чём же была причина?
— Ослабела подающая пружина. Растянул и перезакалил.
— Ясно, — есаул завернул оружие в холстину. Достав из-за пазухи, протянул рыжую с белым шкурку горностая. — Держи, брат, за работу.
— Не надо, — отказался Шаман, а Лосев добавил: — Лучше, Пантелей, расскажи нам про Китай.
— Что конкретно интересует? — убрал гость пушнину.
— Кто у власти, какая обстановка и жизнь.
— Это можно, — спрятав шкурку, собрался с мыслями. — Правителем там Чан Кайши. Сам из военных, генералиссимус, — поднял вверх палец.
— И какие же он одержал крупные победы? — удивились остальные.
— Того не знаю, но всё время воевал с японцами при поддержке СССР и, можно сказать, одержал над ними победу. Только война там идёт и поныне.
— Это почему? — спросил Трибой.
— После поражения Японии в Китае продолжился внутренний конфликт, который начался задолго до этого, ещё в тридцатых. Там две основные политические партии, которые враждуют друг с другом. Одна из них — Гоминьдан во главе с Чан Кайши, другая — большевистская, там главный Мао Цзэдун.
— Коммунистическая, — уточнил Лосев. — Я про такую слышал.
— Ну так вот, — продолжил есаул, — теперь они воюют друг с другом. Чан Кайши помогает Америка, а Мао Цзэдуну — Советы.
— Интересно, — оживились слушатели. — Давай дальше.
— А что дальше? Вроде всё, — закончил Пантелей. — Лучше дайте подымить.
— Так староверы не курят, — вскинул брови Шаман. Друзья заулыбались.
— А я грешным делом балуюсь, — хитро ухмыльнулся гость.
Трибой вынул кисет, все, кроме Громова, свернули по цигарке, задымили.
— И кто там у них побеждает? — спросил Лосев.
— Сложно сказать, — глубоко затянулся Пантелей. — Когда уходил, вроде как Чан Кайши. Его армия заняла Маньчжурию, большевистская отступала.
— Русские там остались?
— Остались. В Харбине, Мукдене и других местах.
— Тоже воюют?
— Да кто как. Я лично навоевался, во! — бывший есаул чиркнул по шее ребром ладони. — Больше не желаю.
— О тамошних староверах что-нибудь знаешь? — выдул ноздрями дым Шаман.
— Есть такие, живут в тайге, но сталкиваться не приходилось. Хотите уйти к ним?
— А тебе зачем? — подозрительно спросил Трибой.
— Да это я так, к слову. Ну ладно, засиделся я у вас. Спасибо за работу, — кивнул Шаману.
— Если что надо, обращайтесь.
Когда за Пантелеем закрылась дверь и шаги проскрипели под окнами, Громов сказал: