— Получается, братцы, и там война. Может, останетесь?
— Нет, — загасил в плошке окурок Лосев.
— Пойдем дальше, — поддержали его Трибой с Шаманом.
Спустя ещё три дня проснулись ранним утром от криков «ко-ко-ко!».
Из тайги в сторону гостевого дома вышагивали четыре вьючных оленя. Первого в поводу вёл один человек, на последнем сидел второй. Туда же направлялись Захарий со старостой и ещё несколько мужиков.
— Не иначе, приехал торговец, — прошлёпал босыми ногами к окошку Шаман.
Аргиш между тем остановился у дома, сидевший на олене слез и стал жать руки староверам. Затем что-то гортанно прокричал второму, тот принялся снимать с животных тюки и вместе с мужиками таскать внутрь.
— Точно маньчжуры, — обернулся назад Шаман. — Оба в халатах и морды узкоглазые.
Спустя короткое время к гостевому дому потянулись ещё мужики, там началась торговля.
— Когда отоварятся, пойдем тоже, — сказал Лосев.
Умывшись у колодца, приготовили завтрак, поели, напились чаю.
В полдень из дома вышел последний старовер с покупками. Беглые фронтовики отправились туда все вместе.
— Здравствуйте, — первым шагнул за порог Лосев.
— Рад, осень рад, — лучась улыбкой, поднялся навстречу из-за импровизированного прилавка (две доски на ящиках) толстый, лет пятидесяти бритоголовый человек с бурым лицом и длинными висячими усами. Одет он был в синий шерстяной халат, такие же широкие штаны и кожаные, с завязками ичиги.
Второй, моложе, длинный и нескладный, был в какой-то кацавейке, на ногах опорки, смотрел хмуро.
— Моя Ювэй, — кивая головой, поочередно пожал всем руки первый. — Очинна люблю русских.
— Откуда знаешь наш язык? — спросил Лосев, когда расселись по лавкам.
— Мал-мал торгую с русскими. Тут в тайге и у себя в Маньчжурии.
— Получается, знаешь, где они там живут?
— Знаю, — оскалил зубы.
— А в деревне Романовке бывал? — вступил в разговор Шаман.
— Бывал с год назад. Там хороший люди.
— Значит так, — наклонился к нему Лосев.
— Нам нужно в Романовку. Проведешь?
— Сложно, — помолчал маньчжур, скосив на него глаза. — Надо перейти граниса.
— Так сюда же перешел? — подмигнул Трибой. — В чём проблема?
— Боюсь, однако, — тяжело вздохнул.
— А если так? — вынул из кармана кисет Лосев, развязал и высыпал на прилавок несколько самородков. Они заискрились в луче бьющего из окна солнца.
— О! — дёрнулся Ювэй. Глаза жадно заблестели. — Все будут мои? — ткнул в кисет пальцем.
— Все.
— Тогда согласна — облизал губы.
— Ну, вот и хорошо. Эти тебе в задаток, — Лосев подвинул маньчжуру часть золота. — Остальное получишь на месте.
Тот быстро спрятал аванс за пазуху.
Договорились отправиться на следующее утро. Псоле чего, попрощавшись, вышли.
— Хитрый и жадный, гад, — сплюнул в траву Шаман, когда отошли от дома.
— Мне он тоже не понравился, — пробасил Громов. — Глаза как у гадюки.
— Ничего не попишешь, ребята, капиталист, — беззаботно сказал Трибой.
Всю вторую половину дня в «лавке» бойко шла торговля, а друзья собирались в дорогу. Тщательно вычистили и проверили оружие, собрали вещмешки, не забыв военную форму, оставили часть золота Громову.
Тот стал было отказываться, мол, и так изрядно помогли.
— Бери, пригодится, — сказал Лосев.
— На свадьбу, — добавили Трибой с Шаманом.
Решили отблагодарить и общину, отсыпав для неё горсть в тряпицу.
Прошли по улице к избе Киприяна. Тот, сидя у окна, читал какую-то старинного вида книгу. В горнице было чисто и опрятно, в красном углу — иконы. Под ними теплилась лампадка, пахло ладаном и сухими травами.
— С чем пожаловали? — встав, снял очки.
— Завтра уходим, отец, зашли попрощаться, — сказал Лосев. — Это вам за пристанище и заботу, — положил на стол узелок.
— Что там? — близоруко взглянул.
— Золото. Намыли по дороге. Для вашей общины.
— Спасибо, коли так, — чуть поклонился. — Знаю, держите путь к нашим землякам в Китае. Передавайте от нас благословение и привет.
— Обязательно, — ответили все трое и, развернувшись, пошагали к двери.
— Храни вас Господь, — прошелестело вслед.
От Киприяна зашли к старосте и Харитону с Касьяном, где тоже простились. На вечерней заре вернулись назад.
Там всех ждал приготовленный Громовым ужин. На столе скворчала в противне жареная баранина, в плошках красовались солёные огурцы и груздья. Тут же серела нарезанная коврига хлеба и матово блестела четверть.
— Не слабо, — оценили друзья. — А откуда брага?
— Дали вместе с овечкой за работу, — пригласил хозяин всех к столу.
Когда рассевшись, выпили по первой и принялись закусывать, в сенях загремели сапоги, вошли Митрофан с сыном. У первого завернутый в холстину окорок, у Клавдия — уже знакомый жбан. Обоих тут же пригласили с гостинцами к столу, повторили. Вскоре появился ещё гость, Пантелей. В казачьей, заломленной набекрень фуражке и шароварах с лампасами.
— Вот, — выставил на стол две бутылки спирта. — Зашел проводить. Если не против.
— Садись, есаул, какой разговор, — довольно зашумели.
Застолье набирало обороты, спустя пару часов грянула песня.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали!
— густым басом выводил Громов
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали!
— дружно подтягивали остальные.