И на Солнце бывает Весна (СИ)

Я был рад, что звонили не с работы, и потому стал спешно собираться. Я представлял, как вбегу в редакцию, отдышусь, и буду медленно подыскивать темы для новостей, а пустой стол с портретом Вити будет все время отвлекать меня. Этот портрет, а также свечи и цветы постоят немного, потом их уберут. Мертвые не нужны живым, и про Витю скоро забудут. Найдется какая-нибудь девочка, которую посадят прямо со студенческой скамьи на его место. Она уберет статуэтку Будды и гильзу с карандашами, заменив ее на глянцевый журнал, косметику или что-то подобное. Мне вспомнился сон в лодке, и я подумал, что если на том свете правда все так, то стоит только порадоваться за Малуху, он ушел куда-то далеко, и его больше уже ничто не волнует.

На работу я решил взять тетрадь Звягинцева. В ней осталось не так много страниц, так что финал истории близок. Сегодня Юля, скорее всего, не будет ходить за нашими спинами, суетиться и требовать новых материалов. А значит, у меня появится время. Мне хотелось побыстрее почитать историю, и сразу же позвонить внуку Михаилу, чтобы передать тетради. Я и так слишком затянул с этим, да и от моего небрежного отношения записи сильно потрепались. С другой стороны, благодаря мне эти воспоминания сохранились, и я собрал обе тетради вместе. Теперь, как только дойду до конца, я с чистой совестью передам эти сокровища настоящему их наследнику. Пусть тоже читает, вдумывается. Может быть, он многое поймет и станет по-иному ценить жизнь, близких людей.

В редакции все было именно так, как я и предполагал. Все были молчаливы, никто не шутил. Самая молоденькая наша сотрудница Саша старалась что-то написать, но все время всхлипывала. И я подумал, что слезы вызваны не сожалением о человеке, а испугом от внезапности его кончины. Сашу поразило то, что Малуха исчез внезапно, осознание, что и с ней может произойти подобное, устрашало ее. Если бы Витя уволился, скатился бы на дно и там тихо и незаметно ушел из жизни в угаре, не было бы слез вообще.

Грустная Юля, плачущая Саша, девушки... Да, теперь я осознал, что с уходом Вити остался единственным мужчиной в редакции. И я понимал, что время бьет в глаза своей правдой, что все мы просто стоим на очереди у смерти, одни уйдут рано и внезапно, другие позже. Впрочем, я скомкал эти мысли и выбросил, как ненужную грязную бумажку. Не стоит об этом вообще думать.

Жаль, что урок с уходом Вити Малухи ничему не научит, в том числе и меня. Честно, я вообще не замечал, чтобы у людей происходил серьезный сдвиг в характере, поведении под влиянием чего бы то ни было. Людей трудно менять. Глупцы не умнеют, негодяи не добреют. Это только в книгах люди преображаются, вранье всё. Девочки поплачут, успокоятся, обо всем забудут. И я - тоже. И Юля очень скоро перестанет быть тихой и грустной, а станет обычной крикливой стервой. Ну и что ж...

Ближе к полудню, когда я совсем убедился, что в редакции понедельник пройдет тихо, я отыскал страничку Тани в социальных сетях. Написал ей, спросив, как дела, но она не отвечала. Я подготовил несколько новостных заметок, и, вновь заглянув на ее страницу, не увидел ответа. Наверное, на самом деле плотно готовится к экзаменам. Или кукле платье шьет. Мысленно пожелав ей удачи, я достал из сумки тетрадь и стал читать.

10

Мы влюбляемся по причинам совершенно необъяснимым. Тот, кого любим, становится центром нашей души. От него ничего не требуется. Просто потому что этот человек есть, наше сердце становится лучше, добрее, мы готовы к хорошим поступкам. Вот именно так я и влюбился в Лизу. И то, что она была молодая мать с ребенком, это чувство только усиливало. То, что я встретил ее, я воспринимал как награду, глоток воды после всего пережитого. Когда не спалось, я представлял, что мы поженимся, у нас будет дом, счастье, новые дети.

Но в те дни стать для нее даже другом я не мог...

Я жалею, что не осмелился тогда поговорить с ней. Если бы я объяснился тогда, сказав ей просто что-то хорошее, чтобы просто ее поддержать, то сейчас мне стало бы намного легче. Было бы у меня в сердце хотя бы короткое воспоминание нашего разговора, хоть какие-то обрывки фраз, обращенных ко мне... но для нее я так и остался странным и видимо, опасным пациентом, молодым шизофреником с манием слежки за ней.

Лейтенанту Воронину я ничего не сказал, а вот со старцем Афанасием поделился. Точнее, он сам как-то все понял без слов. Он почему-то заплакал, его нижняя губа тряслась, пальцами он сжал волосы и выл. Потом убежал, и тотчас вернулся с поленом, завернутым в тряпки. Так и сел с ним, стал плакать, выть, пеленая деревяшку:

- Спи, спи, на травке, дитятко! Никто тебя не обидит! - причитал он.