И не осталось никого

«Во времена пиратства в Испанских владениях[23], — писал Моррис, — пираты устраивали себе такое развлечение: ухватив пленника за шкирку, вели его так, чтобы он лишь едва касался палубы кончиками пальцев».

Мы сочли такое описание вполне отвечающим нашей действительности. В песне Том Уэйтс поет о пути к месту казни, и это тоже вполне отвечало ситуации. Мы смотрели, как отделенный от нас идет по длинному устланному ковром коридору за офис-менеджером, потом исчезает за дверями кабинета Линн Мейсон, а несколько минут спустя от падения напряжения начинают тускнеть лампочки, раздается электрический треск и в наши закрытые пространства проникает запах жареного мяса…

Мы отворачивались и смотрели, как в О’Харе[24] садятся самолеты. Мы надевали наушники. Мы откидывались на спинки кресел и закрывали глаза. Все мы думали одно: «Слава богу, не я».

Джим постучал в дверь Бенни.

— Бенни, ты в последнее время не видел Сандерсона?

— Кого?

— Сандерсона. Уилла Сандерсона.

Бенни так и не понял, о ком речь.

— Да ты что, Бенни? Сандерсон. Усатый такой.

— Ну конечно, — сказал Бенни. — Билл Сандерсон? Я думал, его зовут Бил.

— Его зовут Уилл, — сказал Джим.

— Я его не видел уже… несколько недель.

— Ты не думаешь?..

Они замолчали.

— Сандерсон, — сказал Бенни. — Господи ты боже мой, — сказал он. — Билл Сандерсон.

После того как начались сокращения, некоторые выпускали пар, развлекаясь: заходили в чей-нибудь кабинет и посылали е-мейлы с его компьютера всем работникам агентства. Письмо могло быть такого содержания: «Меня зовут Шо-НИ![25] Вы взяты в плен, ха-ха! Я пупи[26], я пупи, я пупи». Люди приходили утром на работу, читали, и каждый реагировали на свой лад.

Джим Джеккерс прочел и немедленно разослал всем такой е-мейл: «Очевидно, кто-то проник в мой кабинет вчера вечером, написал от моего имени е-мейл и разослал его всем. Приношу извинения за доставленные неудобства или обиды, хотя моей вины в этом нет и я бы хотел получить публичное извинение от того, кто это сделал. Я прочел этот е-мейл пять раз, но так и не понял его».

Мы знали, кто это сделал. Никаких извинений не последовало. Джим знал, кто это сделал, потому что был одним из нас, и Джим сказал Тому Моте, что он о нем думает. Это случилось за несколько месяцев до того, как Тома выперли. И что, вы думаете, сделал Том? Том сказал об этом Бенни за обедом — о том, что Джим как с цепи сорвался и он, Том, подстрекал Карлика ударить его. Карликом Том называл Джима, хотя у рост у них был приблизительно одинаковый. «Ну, Карлик, хер ты лилипутский, пожалуйста, стукни меня». Том рассказал Бенни, что он говорил Джиму и как это было смешно. Тогда шел только третий месяц с начала сокращений. Джим после этого никогда не уходил из офиса, не выключив предварительно почтовую программу.

Е-мейлы Тома не всегда были такими шутовскими провокациями, иногда они носили серьезный характер и рассылались с его собственного компьютера. Нас забавлял искренний тон Тома и его рассуждения о бесконечной ценности человека. Трогательные и занудные послания, которые были проникнуты сантиментами, входящими в непримиримое противоречие с поведением Тома в реальной жизни, выглядели смехотворно неуместными, шизофреническими по тону и содержанию, и их всегда ждали как развлечения посреди скучного дня. Его реноме возросло благодаря их богохульственному характеру и тому, что Том писал их в рабочее время, поскольку ему хватало духу отправлять их не только всем нам, включая Линн Мейсон, но и другим совладельцам. При этом он всегда организовывал рассылочный список в соответствии с иерархией — негласное правило. Том также отправлял копии в бухгалтерию, менеджерам по размещению рекламы, в строительные службы, отдел кадров, вспомогательному персоналу и баристе из кофе-бара.

«Вчера я провел жуткую ночь» — так начинался его последний е-мейл.

В строке «Тема» было написано: «Я препоручаю вас и ваши туфли для гольфа нижней Уэкер-драйв».