И не осталось никого

Через полчаса все прояснилось. Незадолго до появления Линн было замечено, что в дверь Джо постучалась Женевьева Латко-Девайн. Пригласили традиционного подозреваемого — это случилось за несколько месяцев до увольнения Тома, но он всегда ходил по тонкому льду. Мы слышали его приглушенные протесты за тонкими как бумага стенами. Их прерывал голос Бенни Шассбургера. К чести Бенни будет сказано, что он пошел туда по собственному побуждению. Никто его не приглашал, он мог бы остаться в стороне. Роланд никогда не говорил, что именно Бенни первым предложил обыскать кабинет Джо Поупа. Линн Мейсон хотела знать, чьих рук это дело.

— Назовите мне имя, Бенни, — потребовала она.

Бенни уклонился от ответа.

— Я не думаю, что это был кто-то конкретно, — сказал он. — Это скорее был Цайтгейст[60].

— «Цайтгейст»? Что это такое? Что это за «Цайтгейст», Бенни?

— Вы знаете.

— Нет, не знаю, — возразила Линн, — При всем моем уважении к вам, Бенни, я полагаю, что художникам не следует использовать странные слова. Если вы знаете имя того, кто сделал это, я прошу вас — назовите его.

— У меня нет для вас никаких имен, — сказал он. — Это что-то, что у всех на языке, об этом многие говорили. Я думал, это шутка.

— В таком случае, кажется, у вас есть целая куча имен, — ответила Линн.

— Да, но ни одного конкретного. Честно — я не знаю, кому это пришло в голову и кто это сделал. Но я могу сказать вам, что это не Том.

— Господь свидетель — к этому я не имею никакого отношения, — вмешался Том.

Линн как бы не слышала его.

— В следующий раз, — заявила Линн, — когда вы увидите здесь «Цайтгейст», я вас прошу сразу же сообщить мне. В противном случае я сама назову имя и, боюсь, вам оно не понравится. Вам ясно?

— Ясно, — вздохнул Бенни.

Выходя, он услышал, как она говорит: «Господи Иисусе, эти люди ведут себя глупее некуда».

— Как бы там ни было, но хорошо, что ваш ноутбук нашелся, — заметил Майк Борошански.

— Джо, — вздохнула Линн, — мне очень жаль.

Джо отмахнулся.

— И что вы собираетесь делать? — спросил он.

— Что, если мы всех их выкинем в жопу? — сказала Линн.

В полдень этого дня Бенни побеседовал с Роландом:

— Старина, я же тебе говорил не ходить больше туда, разве нет? Разве я тебе не говорил, что ты не его ищешь?

— Говорил, — признал Роланд.

— Так чего же ты туда поперся?

— В ночную смену, Бенни, скукота жуткая, — ответил Роланд, пытаясь оправдаться. — Ты когда-нибудь работал в ночную смену? Тут будешь что угодно делать, чтобы убить время. Я и не ждал, что найду что-нибудь. А вон оно — все там! И что, по-твоему, мне было делать?

— Да, но если бы ты просто туда не совался, — сказал Бенни, — то ничего бы этого не случилось, и у меня не было бы неприятностей с Линн.

— Откуда мне было знать, что они его подставляют, Бенни?

Мы уважали Бенни за то, что он не назвал никаких имен. Приятно было знать, что если бы один из нас сделал какую-нибудь глупость, то Бенни не стал бы звонить об этом направо и налево.

Позднее в тот день мы увидели, как Джо Поуп идет в направлении кофе-бара, а иными словами — в нашем направлении, так как несколько человек из нас ловили там кайф, и нас одолело любопытство: что же он себе закажет? Что этот непроницаемый Джо Поуп закажет себе для поддержания тонуса? Но он прошел мимо буфетчицы и влез прямо в наш разговор, прервав его, и мы подумали: ну вот, началось, черт бы его драл. Он достиг точки кипения. Сердца быстрее застучали у нас в груди. Мы пытались сообразить, какую позицию занять и в какой мере обороняться? В какой мере лицемерить? У нас вошло в привычку без всякого стыда лицемерить, общаясь с Джо Поупом. Обычно это касалось таких вопросов, как: кто виноват, что не удалось и т. д. А когда он уходил и стрелочки наших компасов снова находили свой нравственный север, мы нередко чувствовали уколы совести за беспардонное поведение. Джо, конечно же, скоро возвращался, и, рожденные во грехе, забывчивые и неисправимые, мы лицемерили снова.

Но, может, на этот раз мы не будем лицемерить. Может быть, на самом деле нам следовало извиниться перед ним. Над парнем, в конечном итоге, сыграли злую шутку, и у него были все основания метать громы и молнии. И когда он начал говорить ровным, спокойным голосом, заглядывая каждому из нас в глаза, каждому по очереди, и отводя на это строго определенный промежуток времени, мы не могли не согласиться с его словами и считали, что он, вероятно, все же заслуживает прощения… хотя получит ли его или нет — еще большой вопрос.

— Я старался, как мог, — начал Джо Поуп, — держал себя в руках, к каждому из вас подходил как к отдельной личности и по справедливости…

Линн уже устроила нам выволочку, Женевьева — учинила выговор, добавив к тому же, как это делала и раньше, что порывает с нами навсегда.

— Однако мое терпение и справедливость истощились, — продолжил Джо, — в ту минуту, когда вы втянули в ваши игры Джанин Горджанк.

— Джанин Горджанк? — переспросил Ханк Ниари, удивившийся не меньше остальных, когда прозвучало это имя. — Да неужели кто-то осмелился сделать гадость Джанин?