И не осталось никого

— Он сказал нам, как он проводит там время, — напомнил Дан. — Он смотрит на этот шест.

Да, но за этим непременно должно что-то скрываться. Выйди из машины, сказали мы Дану, и посмотри на этот шест вместе с ним, а потом спроси, какие мысли его при этом одолевают.

— Вы сами-то знаете, какие мысли вас одолевают? — спросил Дан. — Какие его одолевают мысли — это его личное дело. И потом, — добавил он, — на самом деле я живу не рядом с домом Брицца. Я живу в Саутсайде, а Саут-сайд — район не маленький.

Мы сказали Марсии Двайер, что Бенни давно на нее глаз положил — пусть она напросится туда с ним, уговаривали мы Марсию. Скажи ему, что хочешь увидеть этот шест. Он с ума сойдет от радости, если ты попросишь. А потом узнай у него, почему он так этой штукой увлекся.

— Так, — сказала Марсия, — во-первых, вы, ребята, лузеры. А во-вторых, мне плевать, зачем он туда ездит. Может, он узнает что-то о самом себе. Может быть — и я знаю, что вам, ребята, это, пожалуй, покажется дурью, — но, может быть, он ищет нечто. Сигнала от Брицца. Какого-нибудь знака.

Мы забыли, что Марсия была завзятой буддисткой — реинкарнация, законы кармы. Что касается всяких религиозных тонкостей, то в них она разбиралась как свинья в апельсинах.

— И в-третьих, — добавила она, — кто это говорит, что Бенни Шассбургер положил на меня глаз?

Мы понятия не имеем, что вам известно, а что — нет, сказали мы как-то раз, когда очень кстати столкнулись с отцом Бенни, который ждал сына в главном вестибюле. Некоторые из нас узнали его по фотографиям в кабинете Бенни — импозантный мужчина с бородой и в кипе. Но около месяца назад, сказали мы ему, его сыну в наследство от одного человека, работавшего здесь, достался странный подарочек. Он, случайно, не знает, о чем идет речь?

— О тотемном шесте? — спросил отец.

Да, о тотемном шесте. А может, ему также известно, что за последние шесть недель Бенни с десяток или более раз ездил в этот дом? После работы, когда на дорогах самые пробки, он тащится по 115-й стрит, чтобы посмотреть на этот тотемный шест. Мы спросили отца Бенни, знает ли он об этом.

— Я знал, что он туда ездит, — кивнул отец. — Я не знал, что он ездит туда так часто, но то, что он туда ездит, — это я, конечно, знал. Я ездил туда вместе с ним.

Ездил туда вместе с ним?

— Конечно.

И что же они вдвоем там делали?

— Смотрели на него, — пояснил отец Бенни.

Неужели? Значит, они там вдвоем только смотрели на него?

— Потом мы надели головные уборы и помолились о хлебе насущном. Вы об этом хотите узнать?

Мы определенно нашли того, кто нам был нужен. Именно такой ответ мы получили бы от Бенни Шассбургера в те дни, когда он еще не замкнулся в себе и не стал отказываться говорить, почему этот тотемный шест оказывает на него такое влияние, и не сводил нас с ума своей таинственностью. Мы спросили у отца Бенни, не интересует ли его, почему это иудей вроде Бенни вдруг помешался на тотемном шесте.

— Если вы спрашиваете у меня, молится ли мой сын этому шесту, — ответил его отец изменившимся голосом, — то я не думаю, что он ему молится. Я думаю, этот шест просто нравится ему.

Да, сказали мы Бенни на следующий день, мы с ним говорили. Нет, мы и не думали спрашивать, молится ли Бенни этому шесту. Мы никого не хотели обидеть. Мы просто хотим знать, сказали мы ему честно, просто хотим знать, почему он так часто туда ездит смотреть на этот тотемный шест и о чем думает, когда там находится.

— Я езжу туда думать о Брицце, — сказал наконец Бенни.

Получалось забавно. Пока Бенни думал о Брицце, мы думали о Бенни. О том, что может Бенни делать во дворе Брицца, о чем он думает, стоя перед тотемным шестом, — вот что нас напрягало. А Бенни, его что напрягало — что конкретно? О чем можно было думать применительно к Бриццу? О его сигаретах, безрукавке, его разговорах с ребятами из персонала здания и о всех тех бесчисленных днях, что он провел в нашей компании. На это уходит секунд десять. А что потом? О чем тут еще можно было думать?

— Послушайте, — заявил Бенни, теряя терпение, — я эту штуковину не покупал. Я не ставил этот шест на своем дворе. Я просто прихожу к нему. Что бы вы сделали с Бриццем, если бы узнали, что у него во дворе есть тотемный шест, а он отказался сказать, зачем держит его, задай вы ему такой вопрос?

Преследовали бы его, угрожали ему, пытали, убили. Что потребуется.

Но дело было не в Брицце. От Брицца мы уже не могли получить никаких ответов. С другой стороны, Бенни был еще жив. Бенни мог сказать нам то, что мы хотели знать.

— Я вам никогда не скажу, — сказал он. — Это наш общий с Бриццем секрет, и вы о нем знать не должны.

— Может, Бенни свихнулся? — спросила у Джима Карен.

Бенни совершил еще один необъяснимый поступок — раздал нам всем по десять долларов. Он ходил из кабинета в кабинет, из бокса в бокс и всем вручал по десятке. Это еще что? — спрашивали мы его.

— Возврат, — говорил он. — Мне не нужны ваши кровные денежки.

Оказывается, он возвращал нам те десять баксов, которые он выиграл у нас, когда поставил Брицца первым в своем «скорбном списке знаменитостей».